– Все верно. – кивнул Эштон. – А еще? Обо мне лично?

– Эш, ты же понимаешь, что у меня в жизни происходит черт знает что. Я была невнимательна. Прости, если обидела.

– Тактична и вежлива. Черт бы тебя побрал. Я думал, что ты … – Он посмотрел на нее и махнул рукой, словно все, что он хотел сказать, не имело смысла.

– Поумнею, извлеку уроки? Да? Ты считаешь, что я виновата в том, что сделал Мик? Я была плохой женой? Невнимательной и холодной принцессой? Эгоистичной стервой, зацикленной только на себе. Ты такой меня видишь?

– Причем тут я? Ты говорила о Мике. И я понятия не имею, какой ты была женой для этого подонка. Ты сама его выбрала. Никто не тащил тебя под венец. И я не считаю тебя глупой, не думаю, что тебе нужно поумнеть. Куда больше! Да тебя просто распирает от собственной мудрости. Ты все решаешь сама, а потом плачешь на моем плече. Я не смею вмешиваться, ведь ты у нас – самая умная. Ты планируешь, анализируешь, практично подходишь к каждой мелочи.

– А что в этом плохого? – искренне удивилась Розмари.

– А то, что ты пропускаешь настоящую жизнь. Иногда стоит прислушиваться к чувствам, интуиции. Здравый смысл – хорошо, но есть же определенная мера. Нельзя просчитать все на свете. Ты не могла не осознавать, что не любишь Мика, когда выходила за него.

– А откуда тебе-то это знать? – возмущенно огрызнулась Рози.

Эш улыбнулся с ноткой снисходительности. Мальчик вырос, научился давать сдачи. Но они оба знали, что он никогда не был ребенком. И сейчас Эштан снова прав. Каждое его слово пропитано истиной, на которую Розмари так долго закрывала глаза. И этот обличающий разговор направлен не на оскорбление ее личности. Он опять пытается помочь ей, так, как умеет, как считает правильным. Только они слишком разные, чтобы понять друг друга. Школа Эштона отличалась от той, что прошла Розмари. Ей не приходилось выживать, поступаясь гордостью, торгуя честью и достоинством, чтобы потом ценить каждую кроху добра, каждую минуту радости.

Удивительно, но Розмари неожиданно обрела долгожданный покой. Слова Эштона достигли цели. Боль ушла, оставив место опустошению.

– Мне тридцать один год, Эш. – тихо произнесла она, разглаживая складки на скатерти. – Я до сих пор не уверена в том, что чувство, о котором так много говорят, слагают стихи, пишут книги и снимают фильмы, существует. Я никогда не ощущала ничего подобного. Ни к кому. – она подняла глаза на Эштона и заметила, как напряглись его скулы. – Я не любила Мика. Но я была ему верна, я заботилась о нем, о нашей семье. Что я еще должна была делать? Ждать своего принца и безумной любви? А если их нет? Если люди придумали любовь, чтобы наполнить смыслом свою жизнь?

– А мне через две недели исполниться двадцать семь. – в голубые глаза Эштона закралась печаль. Розмари озадаченно уставилась на него, ожидая продолжения. – Мне не нужно ничего придумывать. Смысла в моей жизни хоть отбавляй. Но я знаю, что любовь есть. Только ты не думай, что любовь – это подарок или волшебство. Нет. Или, может быть, для счастливчиков.

– Ты влюбился, малыш Эш? – мягко улыбнулась Розмари.

Ее сердце затопили противоречивые эмоции. Она искренне желала счастья сводному брату, но ей было больно от мысли, что кто-то встанет между ними. Как когда-то Мик….

– А давно не малыш, Розмари, – со странной печалью произнес Эштон. – Я женюсь. Через два месяца. Хотел сказать раньше, но, как ты сама сказала, тебе было не до моей личной жизни.

Розмари застыла, как и ее вымученная улыбка. Женится. Влюблен и счастлив. А ее жизнь в руинах.