– Что ж, полагаю, я могу вас поздравить? Ваши планы на сына реализовались?
– Нет, – отрезал он и отвернулся к окну.
– И где же тогда ваш сын был все эти полгода? – я немного повысила голос. – Почему не пришел сам? Сейчас, а лучше тогда, когда Артем родился?
– Егор погиб.
Слова прозвучали резко. А мне стало немного совестно.
– Сочувствую, – искренне произнесла я. Но на мое сочувствие мужчине было наплевать. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он посмотрел мне прямо в глаза. На секунду мне показалось, что он смотрит на меня с ненавистью. А ещё с брезгливостью.
– Чего же вы хотите от меня? – поинтересовалась я.
– Я хочу помочь вам, – прозвучал неожиданный ответ, сказанный так, будто бы мне сейчас предложат нечто существенное и жизненно необходимое. Хм... Денег предложит? Будет платить за сына алименты? Нет. В материальной помощи я не нуждаюсь. Но я послушаю, надеясь побыстрей закончить наш разговор и проводить этого Даниила до двери.
– И как же? – нахмурилась я.
– Избавить от тягот опекунства, – я продолжала хмуриться, не понимая, а точнее не веря тому, что я слышу. – Я хочу забрать мальчика к себе и компенсировать вам все затраты за полгода, – четко, как диктор, произнес он. – Разумеется, в том случае, если он действительно является сыном Егора. А это мы скоро узнаем, – мужчина покосился вдруг на дверь, а у меня мороз пошел по коже. Не знаю, что именно заставило меня это сделать, нехорошее предчувствие или хищный взгляд Даниила, но я вскочила с места и пулей вылетела из гостиной. В коридоре увидела мужчину, того самого, в кожаной куртке, он как раз выходил из детской, убирая что-то в нагрудный карман. Я буквально подлетела к нему и, стукнув кулаком в грудь, повышая голос, спросила:
– Что вы там делали?
Ответа не последовало. Лишь усмешка мелькнула на тонких губах. А из детской доносился Артемкин плач. Но меня не пускали, тогда я ударила мужчину ещё раз в грудь и еще, в меня словно бес вселился. Я била, а он продолжал стоять, не сдвинувшись с места. И, отдать ему должное, на мое рукоприкладство мужчина никак не отреагировал. Страшно представить, что бы со мной было, если бы эта каменная глыба мне ответила.
– Антон, пропусти, – раздалось у меня за спиной, и тот, которого Даниил назвал Антоном, его послушал – отступил в сторону.
Я вбежала в детскую, подошла к плачущему Артёму и начала его ощупывать. Не обнаружив никаких увечий, я взяла ребенка на руки и начала укачивать, расхаживая по комнате.
– Все хорошо, все хорошо, – шептала я, пытаясь успокоить этими словами и ребенка, и себя.
– Поверьте, ничего опасного для мальчика Антон не сделал, – услышала я сзади и обернулась. В проёме двери стоял Даниил. – Он просто взял у ребенка необходимый для анализа биоматериал.
– Убирайтесь, – процедила я и отвернулась, зачем-то зажмурившись. Через несколько секунд входная дверь громко захлопнулась, этот звук обнадежил, но не успокоил.
Держа ребенка на руках, я вышла в коридор. Заглянула в комнаты, на кухню, даже в ванную с туалетом. Никого не было. Тогда я заперла входную дверь на все имеющиеся замки и, прислонившись к ней спиной, дала волю слезам. Плакала, стараясь делать это тихо, и при этом молилась всем богам, прося их, даже умоляя, чтобы у этого мужчины и моего мальчика не оказалось общих ДНК. Не нужен нам такой дедушка.
8. 7
– Спасский Даниил Алексеевич, – чуть не по слогам произнесла я, после того как в подробностях рассказала про визит мужчин.
– Записал, – ответил мне Саша. – Сейчас попробую что-нибудь узнать.