– Аркобаллистарии? – определил Фабриций, заметив наши арбалеты. – Отец рассказывал мне о вас! Вы идёте со мной.
Кроме нас он ещё отобрал человек где-то двадцать пять с нашего и следующего корабля, а остальных поручил помощнику.
На берегу, когда мы выстроились на нём, нам стала ясна вся беспочвенность наших опасений – если нам и судьба потеряться, то только всем вместе. И Испания-то далеко не Россия, а уж Африка и подавно. Не только мы, но и наши сослуживцы иберы скинули плащи и тёплые туники, пододев под кожаные панцири лишь лёгонькие льняные безрукавки, и даже в них никто из нас как-то не зяб. Местные же финикийцы, привычные к африканской жаре, практически все были в туниках с рукавами, так что на деле даже не знакомых лично своих отличить от них оказалось до смешного легко.
Если важный чиновник строит здесь из себя перед вновьприбывшими крутого босса, то обычный человек с ружьём… тьфу, с копьём – откровенно рад подкреплению. Увидевшие нашу колонну испанских наёмников карфагенские пацаны-ополченцы только приветствовали нас взмахами копий и длинных овальных щитов.
– Гражданское ополчение Ганнибала, – пояснил Фабриций. – Из-за выплат Риму у Республики больше нет денег на хорошее наёмное войско. Своим ветеранам наш суффет платит сам, из собственной казны, но после Замы у него этих ветеранов осталось мало. А ополченцы из граждан стоят дёшево, но почти ничего не умеют, и сами они это прекрасно понимают. Вот и рады частным наёмным отрядам, которые помогут в случае чего.
Миновав ворота опоясывающей портовую зону, называемую здесь Котоном, внушительной стены, мы вышли в Старый город. Впрочем, название это чисто условное, обозначающее территорию. На самом деле не такой уж он и старый – застроен в основном добротными многоэтажками покруче гадесских. Шестиэтажки среди них не редкость, а встречаются и семиэтажки. Инсулы, как обозвала их Юлька по аналогии с известными ей многоэтажками будущего позднереспубликанского и имперского Рима. Но если римские инсулы пока ещё далеки от будущего канона, то финикийские – вот они, по обе стороны улицы. Глядя на них, нетрудно понять, как умещаются в городе добрых полмиллиона его обитателей. Двигаясь между этими громадами по улицам, оказавшимся пошире, чем мы опасались, наша колонна вышла к здоровенной рыночной площади, называемой вообще тоже Котоном, но здесь, рядом с одноимённым портом – на греческий манер Агорой.
Вывел нас сын нашего нанимателя грамотно – улицей, выходящей на дальнюю от моря сторону площади, и нашей колонне не пришлось пробиваться через всю сутолоку громадного, под стать самому городу, рынка. Зато справа от нас оказалась при выходе на площадь колоссальная статуя Решефа перед его храмом, а слева здание Совета Трёхсот – помпезное, величественное, в греческом стиле, мимо которого мы и продефилировали. Нам он решил показать местную достопримечательность, или её обитателям – возросшую отцовскую силу, мы так и не поняли. Хотя, по логике вещей, скорее всего, и то и другое заодно. А над всем этим возвышалась Бирса – цитадель на скалистом холме, окружённая собственным рядом мощных стен – с храмом Эшмуна и его гигантской статуей на самой вершине холма. Зрелище впечатляло…
– Красота-то какая! – восторгалась Юлька. – Я думала, что Карфаген – обычный финикийский город, восточного семитского типа, а тут уже настоящая античная классика! Взгляните только на эти статуи богов! Это же эллинистический стиль!
– Ага, он самый! – хмыкнул я. – Но только мелких детишек в жертву этим своим «эллинистическим» богам они режут время от времени вполне по-финикийски.