Ян идет прямо передо мной. Он будто вообще не испытывает никаких эмоций.

Эти трое дрались недавно! Там была кровь, выстрелы, нож, людское месиво... Как можно оставаться такими спокойными, в чем-то расчетливыми и холодными?

Раф выбирает место, где лежат бетонные перекрытия, и выкладывает на них антисептики, бинты, вату.

Шурша гравием, оборачиваюсь. Отсюда открывается широкий вид на завод и прилегающую заброшенную территорию. Все как на ладони.

К горлу подступает тошнота из-за запаха гари. Пожар был давно, но я продолжаю ощущать пленку на стенках гортани.

И почему мы здесь? Странный выбор места, как и странен сам вечер и вообще встречи с Борзовым.

— Они еще вернутся? — спрашиваю братьев про неких московских. Город гудит слухами.

— Конечно. Такие земли не могут стоять без дела...

Камиль сбрасывает кожанку. На его боку кровавый след, и кровь продолжает сочиться, расползаясь. По лицу парня и не скажешь, что он сильно ранен. В больницу бы, но о таком бандитам не заикаются.

Пячусь от открывшейся картинки и попадаю в лапы самому хищному из Борзовых.

Ян кладет руки мне на плечи. Спиной чувствую его грудную клетку, каждое глубокое дыхание и стук жестокого сердца.

Бандит — робот, если при виде всего, оно не сбилось со своего темпа.

— Поможешь? — шепчет и сжимает мои плечи.

Камиль усмехается.

Помочь с чем?...

— Я сам не достану.

Парень отходит и снимает с себя верхнюю одежду. Сильно зажмуриваюсь. Его тело все — все! — исписано татуировками. Живого места нет. Конечно, он не будет бояться боли. Такое количество ударов острой иглы вытерпеть!

Слева у ребер несколько ран: мелкие-мелкие царапины. Уверена, Ян их даже не чувствует.

Робкими маленькими шагами дохожу до Камиля и беру из его рук антисептик и вату. Права отказать в помощи нет, и это читаю во взгляде всех трех Борзовых.

Ян облокотился о бетон и смотрит на то, как я несколько капель проливаю на гравий. Ругаюсь. Меня трясет, и уже не от холода. Когда дотрагиваюсь до кожи парня, слышу шипение.

Его лицо близко, чувствую, как он оценивающе смотрит на меня. Тяжело, иссушающее. За километр можно испытывать на себе свинцовость этого взгляда.

— Ты вкусно пахнешь, — говорит неожиданно. Я же просто чувствую запах антисептика, грязной дороги и все еще гари.

Поблагодарить за комплимент? Он вывез меня сюда и заставил обрабатывать раны. Для скромного «спасибо» слишком много «но».

— И это не духи, — сильный вдох, и Ян еще приближается. Становится теснее. Пряди его волос щекочут.

— Готово, — наспех закручиваю крышку антисептика. Не знаю, куда вату деть. Выкинуть? Неправильно как-то.

Борзов выхватывает окровавленную вату и выкидывает в траву. Ладони кладет мне на поясницу и притягивает к себе. Стою между его разведенных ног и упираюсь ладонями в грудь. Как отталкиваю.

Эта близость пугает, накрывает черным маревом. Гипнотический взгляд скользит по моим губам и движется к шее. Бьющая бешеным пульсом жилка надрывается.

Ян тянется ко мне. И чувствую... Его туалетную воду и табак. Горькая сладость, собирающая слюну во рту.

— О московских никому не говори. Ты ничего не видела, ничего не знаешь. Лица их забудь, — говорит четко.

Поворачиваюсь лицом к Камилю и Рафаэлю. Умудрилась забыть, что братья рядом. Смотрят до тесного страха в солнечном сплетении.

— Если бы не ты, мне бы не пришлось ничего видеть и знать.

— Ошибаешься. Все так, как должно быть... — произносит цинично.

Ян поднимается, вынуждена отпрянуть.

Ничего не понимаю... Сурово смотрю в спину Борзову, но задать все мучающие меня вопросы не поворачивается язык.