«Вряд ли это розыгрыш, – пронеслось в голове Холмогорова. – Он знает имя моей бывшей жены, представляет, как она выглядит. И про Надиных родителей осведомлен. Может, знаком с ними? А вдруг все-таки Надя так разыграла меня, попросила кого-то… Нет, не может быть!»

– И на этом ваше предложение заканчивается? – спросил он.

Банкир задумался на мгновение, потом кивнул. Встал из кресла и сделал шаг к двери. Потом остановился, покачал головой.

– Хотя – нет.

Саша внутренне сжался, подумав, что муж Илоны передумал и сейчас прикажет своим головорезам расправиться с ним.

– Как-то все слишком уж сладко выходит, – произнес банкир. – Давай для равновесия вот о чем договоримся. У твоей бывшей, а теперь и будущей жены в доме хранится одна вещь, не представляющая для нее никакой ценности. Ты передашь эту вещь мне. Но передашь не просто так, а предварительно получив на нее нотариально заверенную дарственную от Надежды Черкашиной.

Елена Юрьевна посмотрела на часы и поднялась из-за стола.

– Шестой час уже, пора и честь знать. Давно так не засиживалась за столом, – сказала она, – надо идти.

– Мы вас проводим, – вызвалась Бровкина.

– Спасибо, – кивнула Радецкая, направляясь в прихожую. Остановившись возле входной двери, обернулась и взглянула на Надю: – Я не сделала тебе никакого подарка.

– Да мне…

– Погоди! – не дала ей договорить Елена Юрьевна. – Подарок есть. Только дай слово, что не откажешься от него.

– Как можно от подарка отказаться? – встряла Татьяна. – Тем более, если он от чистого сердца.

– От чистого, – подтвердила старушка.

И Надя, не подумав, кивнула.

Раздался звонок, прозвучавший так неожиданно, что Бровкина вздрогнула.

Надя отодвинула задвижку. На пороге стоял молодой человек в кожаной куртке с наброшенным на голову капюшоном, отороченным волчьим мехом. Перед собой он держал большой плоский пластиковый футляр.

– Почему с опозданием? – строго произнесла Радецкая.

Незнакомец вошел в квартиру и поставил футляр на пол, прислонив его к стене.

– Вот мой подарок, – сказала старушка – Самой-то мне не донести было, вот я и попросила доставить.

– Погодите, – сообразила Надя, – вероятно, следует оплатить доставку.

– Не надо, – остановила ее Елена Юрьевна, – это мой внук. – И обратилась к молодому человеку: – Капюшон-то сними!

Тот, кого Надя, приняла за посыльного, выполнил приказ и представился:

– Я – Павел.

Затем улыбнулся широко и весело.

– А меня Таней зовут, – тоже поспешила расплыться в улыбке Бровкина.

– Что в футляре? – спросила Надя.

– Мой подарок, – повторила Радецкая и подставила руки – внук помог ей надеть шубу. – Когда уйду, можешь посмотреть.

Теперь улыбнулась и Надя. Можно было и не спрашивать, и так понятно, что добрая старушка решила преподнести в подарок молодой подруге на Новый год какую-нибудь картину из своего собрания. Тем не менее Надежда объявила, что посмотрит прямо сейчас. Даже наклонилась, желая открыть футляр. Однако Елена Юрьевна поспешила выйти, подхватив внука под руку.

– Провожать нас не надо, мы все равно на машине.

Напоследок она обняла и поцеловала Надю, а Бровкиной погрозила пальцем:

– Не ссорьтесь здесь без меня.

Уже возле лифта Радецкая, еще раз обняв Надю, шепнула ей на ухо:

– Хочу, чтобы ты меня не забывала.

Вернувшись в квартиру, Надя, конечно, открыла футляр, достала подарок и растерялась: это были те самые «Едоки картофеля». Только теперь картина была вставлена в раму из дорогого багета.

Татьяна, рассматривая полотно, поморщилась:

– Какие люди страшные – прямо жуть берет! Ничего себе подарочек… Кто ж нарисовал такое убожество?