Я вскинула голову, приложив ладонь козырьком к глазам, чтобы солнце не слепило.

— Нравится? — над самым ухом услышала я голос Спартака.

— Да, — честно призналась я.

— Внутри пока что голые стены.

Мы поднялись по лестнице и, открыв дверь, оказались в просторном холле второго этажа. Я вытащила из сумки папку с листами и карандашом, чтобы делать заметки и необходимые наброски. Спартак начал водить меня из помещения в помещение.

— В доме двенадцать спален, и мне нужно, чтобы все они были снабжены примыкающей ванной комнатой, — говорил Спартак. — Как видите, помещения довольно большие, и архитектор, планировавший реконструкцию дома, уже все рассчитал, осталось только вставить двери. Можно, кое-где добавить лишние стены, но, в общем и целом, желательно не увлекаться перепланировкой.

Его голос обволакивал, едва уловимый запах туалетной воды пьянил. В какой-то момент я поняла, что перестала понимать смысл его слов, лишь наслаждаясь тембром голоса. Время от времени я щёлкала камерой телефона, но делала это на автомате. Присутствие рядом Спартака не давало мне возможности сосредоточиться на работе.

Когда мы оказались в большом помещении на цокольном этаже и остановились на широкой площадке, с которой вниз убегала длинная лестница, Островский сказал:

— А это когда-то была бальная зала. Молоденькие красавицы, впервые выехавшие в свет, стояли вот здесь, где мы с вами, и могли с высоты лицезреть всех присутствующих, а те, в свою очередь, имели возможность полюбоваться на новоприбывших.

— Вы, что же, собираетесь здесь устраивать балы? — спросила я, положив руку на балюстраду — мы с Островским остановились чуть в стороне от лестницы.

— Я ещё не решил, — в голосе его снова послышалась ирония. — Ну как, Лада, чувствуете себя дебютанткой на первом балу?

Я развернулась к нему, и это стало моей ошибкой, потому что Островский тут же притянул меня к себе, обвив рукой за талию, и впился в мои губы поцелуем. Я начала выкручиваться и вырываться.

— Перестаньте, Спартак Александрович, — задыхаясь от нахлынувших ощущение, протестовала я.

— Для тебя я Спартак, Лада, — скользил он губами по моей шее, — но если тебя заводит, когда ты называешь меня по отчеству, то я не против.

— Да перестаньте же! — я кое-как вырвалась и отскочила в сторону, тут же наспех поправляя одежду.

— Да брось, Лада, — переводя дыхание, сказал он. — Мне показалась, что ты ждёшь этого не меньше, чем я.

— Ничего подобного! — запротестовала я. — Я вам уже говорила и скажу ещё: у вас дом — у меня дизайн интерьера. Все. Никакого другого рода отношений между нами быть не должно.

— Кто сказал? — прищурился он.

— Я сказала, — попыталась придать голосу уверенности я, но у меня плохо получалось: я пищала, как перепуганный цыпленок. — Вы меня... Вы меня не за ту принимаете.

— А мне кажется, как раз за ту, — усмехнулся Спартак.

— Вы, наверное, думаете, что я из тех, что постоянно ходят по клубам и ищут приключений, так вот это не так, — нервно затараторила я. — Я вообще никогда таким не занималась, а в ту ночь не знаю, что на меня нашло. В общем, та ночь была ошибкой.

Спартак саркастично приподнял бровь.

— Лада, милая моя, я никогда и не думал, что ты из тех женщин, что постоянно снимают мужиков в ночных клубах.

— Нет? — опешила я, потому что ждала как раз того, что он будет усмехаться и издеваться. Мол, все вы не такие.

— Я достаточно долго живу на свете, чтобы различать, для какой женщины пойти в бар и уйти оттуда с мужчиной — это ежедневная рутина, а для какой — впервые.

Я наконец-то успокоила дыхание и бешено бьющееся сердце.