Вот уже и юниорки обкатывают программы с платьями без моего ведома. Где она, мать его, нашла? И почему не согласовала со мной?
Мы выходим на лед и там, среди малышни в разноцветных тренировочных костюмах я вижу призрак из прошлого. Наверное, я поехал крышей, потому что на льду заходит на аксель Никольская. Маленькая, пятнадцатилетняя юниорка, в темно-синем платье с нежно-зелеными краями и замысловатым узором из страз. Худенькая, хрупкая статуэтка с неожиданной силой отталкивается от льда. И я снова считаю в воздухе обороты. Полтора, два с половиной, три с половиной… недокрут на две галки, падение, и приходится стиснуть зубы, чтобы остаться бесстрастным.
Как-то раз Анька, жена брата, спросила, не жалко ли мне этих девчонок, которые бьются об лед каждый день, травмируются, уходят с переломанными ногами и до конца жизни смотрят на победы более удачливых соперниц.
Жалко. Если бы у меня была дочь, я бы не подпустил ее к катку и на километр, потому что каждый раз, когда они падают, бьются головами, рыдают над разбитыми коленками и стертыми в кровь ногами, части меня их жалко. А другой, в общем-то, плевать. Они платят деньги и терпят боль, чтобы стоять на пьедестале, а не чтобы тренер вытер сопельки и погладил по головке.
Я моргаю и трясу головой, иллюзия растворяется в реальности. Конечно, это не Никольская, а всего лишь новенькая девочка в платье, когда-то сшитом для Настасьи. Она так и не обкатала его на соревнованиях, но сейчас, спустя четыре года, я могу восстановить каждый шаг той программы, каждое движение. Наверное, платье действительно подходит под программу Азаровой, но я скорее сдохну, чем позволю ей в этом выступать.
- Елена, сюда! – кричу на весь каток.
Малышня бросается врассыпную. Они занимаются у меня второй год, но уже изучили все оттенки голоса и по одной фразе научились определять, изволит Александр Олегович пошутить или всех укатает до состояния нестояния.
- Александр Олегович, здравствуйте, - сияет Азарова.
- Елена, откуда платье?
Улыбка с ее лица сходит почти мгновенно, и я злюсь, что немного перегнул палку со строгостью в голосе. Она здесь всего пару недель, ну откуда Азаровой знать наши порядки? Хотя какого хрена ей никто их не объяснил?!
- Я просто… мне подарили, я подумала, что оно подойдет.
- Подарили, значит. Не купила готовое?
Девица заливается краской, и сначала я думаю, что попал в яблочко, но на деле все оказывается еще интереснее:
- Я хотела. Но Настя отказалась от денег и подарила платье. Так нельзя? Я…
- Елена, давай я тебе кое-что объясню. «Элит» - не засранная районная спортивная школа города Саратова. Мы здесь не делаем программы из говна и палок. Ваши родители платят большие деньги за то, что каждой из вас уделяют внимание. Ставят штучные программы, приводят к медалям. Может, в государственных школах и принято носить костюмы с чужого плеча, но в стенах моего штаба это неприемлемо. Если ты не готова к обязательствам, которые влечет за собой принадлежность к «Элит», я не задерживаю тебя. Но выпускать на лед в чужих шмотках не собираюсь.
- Извините.
В глазах Азаровой стоят слезы, а я злюсь с каждой секундой все сильнее. Ей кажется, что злюсь на нее, но на самом деле меня бесит ворвавшийся в жизнь призрак Никольской. Это ее платье… оно, блядь, идет Азаровой. Оно ей подходит, пожалуй, даже лучше, чем в свое время подходило Настасье.
Маленькая зараза влезла в мои дела. Так просто ей это не пройдет, вот уж чего я точно не потерплю, так…
- Александр Олегович, - зовет Марина.
- Так, Азарова, платье в мусорку, сопли куда-нибудь еще, чтоб я больше твоих рыданий не видел. На тебя родители последнее поставили, не позорь их сэконд хэндом. Свободна. Что у тебя?