В тишине, нарушаемой только рокотом автомобильного мотора, мы пролетели по Кольцевой, свернули на дорогу похуже, потом еще хуже и вскоре запрыгали по колдобинам неухоженного проселка. Мелькнул указатель с надписью «Болотный – 1 км», сосновый лес по сторонам поредел, расступился и открыл вид на подобие обширной поляны, окруженной строениями. Проселок вильнул в сторону, нырнул с пригорка вниз и потянулся широким кругом между заборами разной степени высоты и ухоженности.

– Не дачное местечко, – резюмировала Ирка, глядя в окошко.

По нужному нам адресу обнаружилось полуразрушенное деревянное строение, некогда, вероятно, не лишенное своеобразной красоты и прелести, а теперь воплощающее тоску запустения. Покривившаяся резная башенка выглядывала поверх оплетенного колючками забора, как скорбно поникшая голова.

Калитка оказалась заперта, на призывный стук никто не реагировал, но доски из забора кое-где были выдернуты, и я решительно просочилась в проем побольше. Ирка, кряхтя и усиленно втягивая живот, пролезла вслед за мной. Джульетта только сунулась в дыру, огляделась и быстро приняла решение:

– Местные, наверное, держат кур, коров и коз, пойду, куплю деревенских продуктов. – И удалилась.

Боря, наш пуговичных дел мастер, заглянул, скороговоркой сообщил:

– А я в машине подожду, ладно? – И тоже исчез.

Мы с подругой остались вдвоем.

Я поежилась – местечко наводило легкую жуть: резной теремок – образец северо-русского деревянного зодчества – выглядел заброшенным и необитаемым.

Крыша его с одной стороны провалилась и неприятно походила на проломленную голову, окна были закрыты ставнями, на двери висел амбарный замок – такой большой, что его прекрасно видно от забора. А в противоположном углу двора и вовсе чернело пепелище, представляющее собой холмы неопознанного хлама в обрамлении обугленных бревен.

– Похоже, здесь не живут, – констатировала Ирка и присела на корточки, рассматривая длинные прямоугольные холмики вдоль забора.

– Могилки трогать не будем, – предупредила ее я, машинально понизив голос до шепота.

– Это не могилки, – отмахнулась от меня подруга, – это были грядки. – Она потянулась, сорвала несколько травинок, растерла их в пальцах и понюхала. – Мята, мелисса, укроп, а вот это и это даже я не знаю…

Я удивилась: Ирка – совладелица успешной компании, торгующей семенами, всяческой растительностью и всем, что нужно для сада-огорода. Если она не узнала какую-то зелень, это должно быть что-то очень редкое.

Озвучить свою мысль я не успела. За забором как будто огромный гриб вырос – над неровным краем досок поднялась серо-бурая шляпка.

Точнее, шляпа. Мягкая, кажется, войлочная, фасона «мятая кастрюлька». Из-под нешироких полей блеснули отливающие фиолетовым толстые стекла очков и седые локоны:

– Кто такие? Зачем в чужой двор полезли?

Я автоматически шагнула ближе к забору, открыла рот, но не придумала, что ответить. Зато Ирка нашлась моментально – распрямилась, подошла, поправила тяжелую сумку на плече и умильно заворковала:

– Здравствуйте, здравствуйте, бабушка, как хорошо, что вы здесь, а мы уж подумали – ни единой живой души нет!

– И чего? Решили поживиться? Так нечем, – хмыкнула бабушка и мотнула головой. – Что не сгорело, то в халабуду сложено и заперто надежно!

Я оглянулась, чтобы увидеть, на что указывает острый старушечий подбородок, и только теперь разглядела красно-коричневый контейнер для перевозок, который приняла было за накопительный резервуар для воды.

– Какое красивое слово – «халабуда»! – негромко восхитилась Ирка, и глаза ее затуманились.