На обратном пути, она еще раз взглянула на свое отражение и пригладила волосы. Удивительно, как беременность преображает женщину, подумалось ей. Сначала Наде казалось странным и удивительным, что вместо того, чтобы поправиться, она, наоборот, похудела. Лицо заметно осунулось и глаза стали казаться больше. Легкая синева под нижними веками придавала ее взгляду некоторую таинственность, но Надя знала, что ее вид все еще несет на себе отпечаток того, что произошло с ней почти три месяца назад.

Все очень изменилось. И она сама, в первую очередь.

Вошли две женщины, и Надя, сполоснув руки, закрутила кран.

Когда она вышла из клиники, зазвонил телефон.

- Да, мамуль! Все хорошо. Привет тебе от твоей боевой подруги и по совместительству – моего врача. Все подробности моей личной жизни и здоровья теперь можете обсуждать дружным спитым коллективом, - припечатала она. – Нет, сейчас я в офис, а потом домой. Торт? Торт хочу! Куплю, да!

Сегодня Ольга Аркадьевна устраивала «суаре». Разумеется, поводом для званого вечера был вовсе не революционный ноябрьский праздник, за который, впрочем, тост поднимался скорее по привычке, а день знакомства Надиной матушки с ее отцом. Раньше это был чисто семейный праздник в узком кругу, и для Нади он ознаменовывал не победу Революции, а крепость брачных уз и взаимной любви Чарушиных. Заглядывали к ним и Евдокия Марковна, и Рур. Отец называл происходящее «стариковскими посиделками», но Надя знала, что когда-нибудь за накрытым столом будут сидеть ее муж и их дети. А там, где дети, там всегда радость и уют.

Именно об этом они говорили с Павлом, когда еще были парой. А сейчас…

- А сейчас мы с тобой пара! И мы идем в цветочный магазин покупать бабушке букет. А потом маме - большой торт! - Надя погладила себя по животу и приподняла воротник короткого расклешенного полупальто.

Ноябрь в этом году радовал несвойственным ему теплом. Наденька щурилась, втягивая ноздрями живительный свежий воздух, будто молодая лошадка перед забегом.

"Прага" или "Киевский"? А может, сметанный... Или нет, - "Медовый"!

Она стала осторожно спускаться с лестницы, но бросив взгляд в сторону цветочной лавки, вдруг увидела… Ржевского.

3. Глава 3 Жертвенные костры

Обхватив роскошный букет из белых и бордовых роз обеими руками, Павел умудрялся придерживать дверь перед какой-то дамочкой в невообразимой красной шляпе с широкими полями, и та улыбалась ему таким же красным хищным ртом.

- Ничего не меняется! – ошеломленно воскликнула Надя, сразу же передумав насчет цветов, и быстро зашагала в сторону своего дома.

Теперь она старалась ходить пешком чаще. Не только для того, чтобы поддерживать форму и дышать, но и для того, чтобы больше видеть и думать. Ей это казалось правильным в данной ситуации. И теперь, увидев Ржевского, мысли ее заметались, наталкиваясь друг на друга и сшибаясь лбами.

Павел Ржевский не оставлял попыток вернуть ее. После выписки из больницы он звонил и приезжал не только в агентство, но и к ней домой. И однажды, измученная собственными мыслями и невозможностью принять решение, а особенно, начавшимся токсикозом, она сказала ему довольно резко, что ей нужно время. Время, которого у нее было не так уж много, по большому счету. Ее раздирали сомнения насчет Павла, и в то же время, не без помощи Ольги Аркадьевны, сжимало грудь от желания раскрыть всю подноготную своего состояния. Ржевский видел нервную похудевшую Надю с горящими глазами на бледном лице, и эта Надя отличалась от той, которую он знал и, судя по его словам, любил. Скрывать беременность от человека, ставшего причиной той самой беременности, по словам той же Ольги Аркадьевны, было глупо и недальновидно. Но Надя, мучимая подозрениями и все еще не простившая Ржевскому его поступок, а именно его странные игры за ее спиной, продолжала упорно молчать и требовать того же от остальных, посвященных в эту тайну. Но все тайны рано или поздно вылезают наружу, а, учитывая физиологию ее нынешнего состояния, то скоро этот секрет Полишинеля увеличится в объеме настолько, что станет похож на грузовик.