– Мне, например, хватает чувства «прихода», – усмехнулся Митяй.

Из нас пятерых он больше других увлекался «шмалью». Или просто ему хотелось казаться крутым. Кроме всего прочего, Митяй – сын наиболее зажиточных родителей из всей нашей компании. У Митяя больше материальных возможностей. То есть бабла.

Митяю не нужно самоутверждаться. Он уже по жизни – самоутверждённый. В отличие от некоторых. Например, от меня. Антоха – тот просто… провокатор.

Может, и нет. Наверно, я просто ревную. (Ревновал…)

Первым прыгнул со скалы Антоха. Он быстро вынырнул, отфыркиваясь.

– Кайф! Зашибись!

Сейчас я понимаю, что требовалось сделать мне. Я должен был прыгнуть именно с того места, с которого прыгал Антоха. Но я…

Я стоял в паре метров от него. И я прыгнул с того места, где стоял.

Теперь это снится мне во сне. Довольно часто.

Нечто огромное.

Светло-голубое, переходящее в синеву.

Не река, а река-небо или небо-река, слитые воедино. Солнце пронизывает пространство.

Блеск воды, каждая рябинка на поверхности отражает свою солнечную звёздочку.

Я лечу. Воздух прекрасно держит меня. Я нисколько не боюсь упасть.

Сердце сжимается от сладости бытия и от безусловной красоты полёта. Хочется плакать от радости.

Но я знаю, что мой полёт закончится. От этого знания великолепие происходящего наполняется грустью. Так и лечу – всё вперемешку. Река надвигается на меня, холодно сияя всеми своими блёстками.

Ну почему? Почему я не могу лететь вечно?

Я делаю отчаянные усилия…

Я делал отчаянные усилия, чтоб всплыть. Я всплыл, что-то крикнул…

Я ещё помнил какими-то урывками, как Антоха и Митяй тащили меня на берег и как мне было больно. От боли я и потерял сознание.

Видимо, то, что мои друзья тащили меня неправильно, потом пытались меня неправильно привести в чувство, усугубило моё теперешнее состояние. Больше травмировало мой спинной мозг. Но откуда мои друзья могли знать, что можно, а что нельзя?

Откуда они вообще могли что-то об этом знать, что-то подобное предположить? Кто и когда их этому обучал? Что я сам пытался бы сделать, если бы с моим другом случилось бы что-то подобное?

Наверно, то же самое, что Митяй с Антохой. Ворочал бы друга своего, поднимал бы ему голову, колотил бы его по щекам…

«Скорая» довезла меня до местной больницы. Всё это очень больно и страшно. Правда, врач «скорой» надел на меня шейный воротник. Спасибо ему… В местной больнице меня тоже поворочали немного. Потом сделали рентген и сразу же первый раз прооперировали. Слава богу, что рядовые хирурги в маленькой больничке решились на такую операцию. Так мне потом сказали в Москве. Они, эти хирурги, сумели сохранить мне то, что есть, то есть надежду на восстановление. Они освободили, насколько могли, спинной мозг от сдавливания.

Когда я очнулся, мама уже сидела рядом со мной.

Дальше нам с ней предстояла транспортировка в Москву и повторная операция. В Москве мне фиксировали шестой и седьмой шейные позвонки титановыми пластинами.

И выписали. Теперь я – немножко киборг. И полностью свободен.

Как муха в чемодане.

Свобода, блин, свобода, блин, свобода…

Я готовился поступать либо на юрфак, либо на экономический факультет. Я давно уже определил пятёрку среднеприличных вузов, куда могу отнести свои среднеприличные баллы по ЕГЭ. Куда-нибудь бы прошёл на бюджет.

Но пришлось мне поступить совсем в другой университет, с которого я не могу уйти по собственному желанию. Я не могу никуда перевестись и даже не могу вылететь с треском. Не могу – даже в армию.

Ох, как бы я сейчас пошёл в армию! В самый раздолбанный стройбат, в самый дальний угол России! Ну, не сейчас, а чуть позже, когда исполнится восемнадцать. Я раньше был умненьким маленьким мальчиком, и мама отдала меня в первый класс в шесть лет. В шесть с небольшим.