— Я буду остоложно… Чтобы Длакончик не селдился.

Дочка встает на носочки, прыгая, как маленькая зайка.

— Ты мое чудо родное.

— Мама, считай! Я плятаться буду!

Наконец глазки Сони загораются, и я отворачиваюсь, начиная считать.

— Раз, два, три…

Соня радостно вскрикивает и несется ураганом мимо меня. Проходит всего десять секунд, прежде чем на весь дом раздается жуткий треск, и я в ужасе поворачиваюсь, ища ребенка глазами.

***

— Соня? Соня, где ты?

Хлопает входная дверь, и через секунду я вижу Айдарова с папкой бумаг в руке.

— Что случилось, почему ты не в постели?

Строго, как начальник, хотя он же и есть мой босс.

— А почему я должна там быть?

— Потому что у тебя сотрясение мозга, а твой мозг мне еще пригодится! Тебе плохо? Почему ты встала?

— Нет, мы просто играли.

— Мамочка… — из коридора доносится тихий тревожный голосок, на который мы идем вдвоем с Айдаровым, и от увиденного у меня просто замирает сердце.

— Соня, нет, не трогай!

Быстро ее осматриваю. Мой лучик стоит босиком у кучи острых стеклянных осколков. Что-то разбилось. Кажется, ваза упала с полки, на которую дочь хотела залезть, и вот-вот Соня пошлепает по стеклу ко мне.

— Стой! Ребенок, не шевелись! — басит Егор Григорьевич, подходит в туфлях и быстро вытаскивает Соню из этого вороха стекол. Передает мне прямо ее на руки.

— Почему ты не следишь за ребенком?!

— Я? Мы просто играли… Сонь, что случилось?

— Вазочка. Я хотела ее посмотлеть. Она упала. Лазбилась. Сама.

На это Айдаров лишь раздраженно закатывает глаза.

— Извините. Я куплю вам новую вазу. Можете вычесть из моей зарплаты.

— Это греческая ваза. Она стоит три тысячи.

— Я же сказала, из зарплаты вычтите.

— Долларов, Лебедева. Ты столько не зарабатываешь, — проводя руками по модной стрижке, басит начальник и переводит на нас с Соней цепкий взгляд.

— Идите за мной. Давайте-ка проясним кое-что, — добавляет Айдаров и направляется прямо в гостиную.

15. Глава 15

Беру Соню на руки, а то ей совсем не сидится на диване. Айдаров перед нами стоит, сложив крепкие руки на груди. Он в красивом темно-синем костюме, подчеркивающем его шикарные синие глаза, элегантной белой рубашке и сверкающих черных туфлях. Как жених выглядит. Нарядный, видный, красивый.

Невольно взгляд опускаю. Не хочу, чтобы понял, что я на него пялюсь снова. Откровенно, неприкрыто. Низ живота почему-то тянет, когда этот чужой мужчина рядом. Ужас какой-то. Сколько же я этого не испытывала, точнее, сколько лет… Как девочка рядом с ним. Трепещу просто вся.

— Значит, так, Лебедева и… ребенок. У меня есть правила. Виктория, можешь сразу записывать.

— Какие еще правила?

— Правила пребывания в моем доме.

На слове “моем” он делает особый акцент, отчего это место автоматически становится чужеродным для меня. Чужая территория, опасная, красная зона.

— Хорошо, и какие правила в вашем доме?

— Первое, — загибает сильные пальцы, — не бегать по дому.

Переводит взгляд на Соню, которая, в свою очередь, удивленно смотрит на меня.

— Второе: ничего не трогать. Не брать вещи, не царапать их, не бросать, не ломать, не разбивать, не топтать.

— Извините за вазу! И за вазон тот с кактусом…

— Я еще не закончил!

Поджимаю пальчики на ногах. Кажется, вот так и становятся диктаторами.

— В-третьих: не шуметь. Я часто работаю дома, и мне нужна тишина. Абсолютная! Ни криков, ни плача, ни беготни — ничего! И самое главное, четвертое правило — не заходить в мой рабочий кабинет. Никогда, никак, ни под каким предлогом. Это понятно?

— Да, но есть один вопросик, — не сдерживаюсь. Кажется, Айдаров думает, что игрушку сюда притащил, а не ребенка с женщиной.