Тем временем мешок с телом внесли в прозекторскую и труп положили на стол, под жужжащие ослепительные лампы. Помещение было стерильным, но кафель на стенах потрескался. Воздух был пропитан отвратительным запахом каких-то химикатов. Все разговаривали вполголоса, но не из уважения к смерти, а скорее из первобытного страха перед ней. Морг в конечном итоге был одним бесконечным напоминанием о смерти – мементо мори. То, что должно было произойти с телом Джин Купер, послужило бы для всех наглядным примером: если верно, что тело – это храм, его можно запросто осквернить, разграбить, выдать все его сокровенные тайны.

Чья-то рука мягко опустилась на плечо Ребуса. Он ошарашенно повернулся и увидел сзади себя мужчину. Впрочем, слово «мужчина» в данном случае не вполне подходило к объекту. Высокий хмурый парень с коротко остриженной густой шевелюрой и прыщеватым лицом выглядел лет на четырнадцать. Ребус решил, что ему, должно быть, лет двадцать пять.

– Вы тот самый Джок[4], верно?

Ребус промолчал. ПТНФ.

– Ага, я так и думал. Это вы раскрыли то преступление, правда? – Ухмылка, сопровождавшая вопрос, состояла на три четверти из презрения, а на четверть – из раздражения. – Мы не нуждаемся в помощи.

– А я вижу, вы уже познакомились с констеблем Лэмом, – сказал Джордж Флайт, – а я только собирался вас представить.

– Я безумно рад, – проговорил Ребус, вперив неподвижный взгляд в прыщавый лоб Лэма. Лэм![5] Ну и фамилия! Да за всю историю человечества не было случая, чтобы фамилия так не подходила хозяину, подумал Ребус.

Доктор Казенс, стоя над прозекторским столом, громко прочищал горло.

– Господа. – Доктор обращался сразу ко всем присутствующим, намекая тем самым, что готов приступить к работе.

В комнате воцарилась тишина. С потолка свисал микрофон – прямо над столом с трупом.

– Эта штука работает? – обратился Казенс к работнику морга. Тот закивал, продолжая в это время раскладывать на подносе позвякивающие металлические инструменты.

Ребус знал названия всех инструментов и их предназначение. Ножи, пилы, дрели. Одни электрические, другие – ручные. Звуки, которые издавали электрические, были ужасны, зато работа с ними спорилась быстрее; ручные издавали не менее кошмарные звуки, но работа с ними затягивалась до бесконечности. Но прежде, чем откроется эта лавка ужасов, предстоит небольшой перерыв. Сначала с тела медленно и осторожно снимут одежду, тщательно упакуют и передадут на судебную экспертизу.

В то время как Ребус вместе со всеми остальными наблюдал за процессом, двое фотографов делали снимки для последующих поколений; один – цветные, другой – черно-белые. Человек с видеокамерой уже сдался, поскольку его дешевую пленку окончательно и бесповоротно заело. А может, он просто использовал этот предлог, чтобы держаться подальше от морга.

Наконец, когда с трупа сняли одежду, Казенс показал на нем несколько участков, которые было необходимо сфотографировать крупным планом. Снова появились судмедэксперты с липкой лентой, чтобы повторить ту процедуру, которая уже проводилась на тропе у реки. Не зря этих парней прозвали «ребятами со скотчем».

Казенс направился к той группе, где стояли Ребус, Флайт и Лэм.

– Полцарства за чашку чая, Джордж.

– Я посмотрю, что можно сделать, Филип. А как насчет Изабель?

Казенс повернулся туда, где Изабель делала новые зарисовки, невзирая на обилие фотографий.

– Пенни, – позвал он, – хочешь чайку?

Ее глаза слегка расширились, и она энергично закивала.

– Хорошо, – сказал Флайт, направляясь к двери.

Ребус подумал, что ему, должно быть, уже давно не терпелось уйти, хотя бы даже на время.