Я больше не вижусь с ней, я запретил себе это больно-приятное удовольствие. Во избежание соблазнов, так сказать. Мог бы вообще свести все к имейлам с отчетами, но совсем отказаться от общения не могу, слишком пристрастился к этой сладкоголосой сирене.
— Вы достаточно гуляли на свежем воздухе? — спрашиваю деловым тоном.
— Да, конечно, целый час провела в парке, — спешит отчитаться она.
Задаю еще несколько уточняющих вопросов. Стараюсь говорить как можно более официально, чтобы она не поняла, насколько мне важна каждая секунда нашего общения, каждое ее лишнее слово.
Мирослава с охотой отвечает, больше того, за прошедшие три месяца она уже выучила мои вопросы наизусть.
Наверное, она считает меня психом-контролером. Хотя какой я псих? Будь я психом, развесил бы у нее в квартире камеры на каждом углу, следил за тем, что она делает в режиме реального времени. А так нет. У нее всего одна камера, и то висит в коридоре, к тому же всего лишь делает одно фото любого входящего в квартиру.
Я распорядился, чтобы ее поставили сугубо из соображений безопасности, а вовсе не для того, чтобы проследить, будет ли девчонка водить любовников. Я совсем ее не ревную, нет-нет, просто забочусь о своем будущем ребенке.
— Следующий контрольный звонок через два дня, — напоминаю ей.
— Я позвоню, Глеб Викторович. Хорошего вам вечера. И спасибо за вкусняшки!
Да, я с ней не вижусь, но это же не повод ничего ей не покупать, так? Ну нравится мне слушать, как она благодарит. Новый фетиш у меня такой. У нее тогда тон становится такой теплый, ласковый… Хоть записывай и слушай потом для поднятия настроения.
В тот самый момент, когда я таю от самой любимой части нашего с Мирославой разговора, в кабинет вдруг вламывается жена.
Резко дергаюсь, будто я разговаривал с любовницей, а не с суррогатной матерью.
Кладу трубку, строго смотрю на Анжелу.
— Я, кажется, просил тебя не заходить без стука…
— Ой, извини… — лепечет она.
Тут же выходит и громко стучит в дверь.
— Прекращай показуху, — недовольно бурчу.
Все равно настроение испорчено, а удовольствие от общения с Мирославой убито. Такое ощущение, будто Анжела надела кирзовые сапоги и потопталась по чему-то интимному.
— Глеб, ну не злись, я больше не буду заходить без стука, я знаю, ты работаешь… — принимается лебезить она.
Вижу, что на жене черный кружевной халат, почти ничего не скрывающий. Под него она обычно вообще ничего не надевает. Надо же, подготовилась, ведь сегодня среда — время для секса. Раньше я бы тут же усадил ее за стол и начал вручную проверять, что там у нее под подолом. Но отчего-то именно сегодня мне ничего не хочется.
— На сегодня ты свободна, у меня слишком много работы, — машу в сторону двери.
— Ты так разозлился? — хлопает тщательно накрашенными ресницами она. — У тебя плохое настроение?
— У меня нормальное настроение, — угрюмо вздыхаю. — Дело не в тебе, а в работе.
Взглядом указываю Анжеле на дверь. Хочу еще пару минут поностальгировать о пережитом удовольствии во время звонка Мирославы. Однако жена не уходит.
— Я на минутку, ладно? — заискивающе просит она. — Уже несколько дней пытаюсь с тобой поговорить…
— Говори, — устало киваю на стул напротив своего письменного стола.
Жена подходит, садится, кокетливо кладет ногу на ногу и начинает рассказывать:
— В Москву приехал совершенно гениальный художник…
И я отключаюсь.
Каждый раз, когда Анжела пытается рассказать что-то про искусство, мой мозг решает, что ему пора отдохнуть. У меня стопроцентно математический склад ума, и все, что касается живописи и рисования, мне чуждо.