Где его носит? Каждая минута ожидания лишает меня частички уверенности в собственных силах и спокойствия.

Когда на часах был уже почти полдень, он, наконец, появляется. Бодрым шагом заходит в приемную и, заметив меня, хмурится. Я встаю со стула и с натянутой улыбкой произношу:

— Добрый день.

— Зайди ко мне через полчаса.

Взгляд сам опускается на то место, куда я ему кофе плеснула, и в горле пересыхает.

— Хорошо.

Вроде не злой. Хмурый, но не злой. Может, понял, что перегнул палку, и нельзя было такое предлагать новой сотруднице? Да и любой другой.

Эти полчаса сижу как на иголках. Снова проговариваю про себя речь, собираюсь духом. Когда приходит время, желаю себе удачи и иду к нему.

— Константин Олегович…

— Проходи, — произносит, не глядя на меня, что-то быстро печатая на компьютере, — минуту подожди.

Я жду. Сажусь на стул напротив него и жду, сложив руки на коленках. Он будто специально испытывает мое терпение: сначала набирает, потом отправляет, потом звонит и уточняет все ли пришло. Я наблюдаю исподтишка, пытаясь понять, какое у него настроение, ждет ли меня кровавая расправа или все пройдет тихо-мирно.

Наконец, начальник заканчивает свои дела и, облокотившись на стол, смотрит на меня. Ждет, не начиная разговор первым, а я внезапно теряюсь.

Ну же, Женя, хватит тупить!

— Константин Олегович, я сегодня всю ночь думала о том, что вчера произошло.

Мужчина вопросительно поднимает брови, ожидая продолжения. Голос почему-то пропадает, приходится откашляться, прежде чем я могу продолжать:

— Во-первых, я хочу извиниться за то, что облила вас кофе. Это было рефлекторное действие, я не контролировала себя. Простите, некрасиво получилось. Во-вторых, — оттягиваю воротник водолазки, который внезапно начинает душить, — я уверена, мы просто неправильно друг друга поняли. Вчера был сложный день, стресс от новой работы. И у вас, и у меня… Мы просто сорвались.

— И?

— И я подумала, что для всех будет лучше, если мы просто забудем об этом инциденте, и я вернусь на свое прежнее рабочее место.

— Неправильный ответ, Женечка, — на красивых губах расцветает холодная ухмылка.

— Какой же, по-вашему, я должна была дать ответ?

— Я все обдумала, Константин Олегович, поняла, что была неправа и готова исправиться, — подсказывает он.

— Под «готова исправиться» вы подразумеваете: залезть под стол и сделать то, о чем вы вчера просили?

— Можешь под стол, можешь на стол — мне все равно.

— Спасибо, но нет.

— Куда же ты денешься?

— Я от вас ухожу на прежнее место.

Он снисходительно улыбается:

— Серьезно? Вот так просто пойдешь работать в отдел, в котором уже не числишься? Без моего разрешения? Без моей подписи в приказе о переводе?

Лана была права. Как всегда. Все-таки придется мне искать новую работу.

— Хорошо. Значит, я просто уволюсь, — беру лист с его стола, ручку и размашистым почерком пишу заявление на увольнение.

Мне плохо до тошноты. Зачем я согласилась стать его помощницей? Сейчас бы сидела спокойно на своем месте и разбирала бумажки, а какая-нибудь другая женщина краснела и мучилась от всего этого.

Уйти-то ведь просто. Заявление написал и к стороне. Я даже две недели отрабатывать не буду — на больничный сяду. Это не проблема. Только вот жить-то на что-то надо. Вряд ли я найду новое место, едва выйдя за дверь. Хотела подарки Маришке хорошие купить, а теперь придется растягивать отложенные деньги, чтобы хоть как-то дотянуть до новых выплат.

В жизни не думала, что попаду в такую ситуацию. Стыдоба.

Константин Олегович молча наблюдает, как пишу это несчастное заявление. Я кожей чувствую его интерес. Хоть бы отвернулся, гад, сделал вид, что не замечает. Но нет, он смотрит в упор, терпеливо ждет.