– Не сметь! Прочь! Забирайте этих шакалов, отвезите их к отцу. Его не трогать! Я скоро подъеду.

Один из ханычей, на вид самый старший, злобно оглядел Кадана:

– Я лично вырву твое сердце, щенок! Ты девять раз еще пожалеешь, что поднял руку на сына великого хана! Поехали, Хизра!

Вместе с нукерами ханычи неспешно отъехали в сторону охоты. Кадан онемел. Вырученный им юноша, заметив притороченную к седлу бутыль, попросил:

– Слей мне воды на руки, умыться хочу.

Он долго плескался, смывая кровь и омывая ссадины. Утерся краем изукрашенного чекменя, посмотрел на Кадана, понял его состояние:

– Не бойся, они тебе ничего не сделают. Я сам все отцу расскажу, Тинибек еще получит свое за эту подлость. Мой великий отец тоже не любит подлецов.

– Так ты… и вправду сын великого хана?

– Меня зовут Джанибек. Ты что, никогда нас в Сарае не видел?

– Я там еще ни разу не был. Бабка только в Сарайчик брала с собой прошлой весною. А вы из-за чего подрались?

Губы Джанибека надменно выпятились.

– Мы погнались за одним и тем же сайгаком. Моя стрела остановила его. А Тинибек хотел отнять, говорил, что его выстрел был последним. Решил, что старшему можно все!

– Как же ты перед отцом свою правоту докажешь?

– А у меня жалобщик в мою пользу есть! Вот он! – кивнул ханыч на мертвого сайгака.

Действительно, в животном торчало три стрелы. С черным древком в бедре, с зеленым в боку под кожей, а стрела с окрашенными зеленой краской перьями вошла животному прямо в сердце. Это была его, Джанибекова, стрела.

– Помоги приторочить добычу, – велел молодой хан.

Дождавшись, когда зверь перевесится через седло, еще раз повторил:

– Не бойся ничего! Ты далеко кочуешь?

– Около реки, отсюда прямо на утреннее солнце.

– Жди. После охоты приеду в гости!

Джанибек сдержал свое слово. Он прибыл с большой охраной. Предупрежденная внуком Галия заранее приказала забить жеребенка. Всю короткую ночь горели костры, лился из бурдюков кумыс, звучали песни акына под струны домбры. С тех пор и завязалась крепким узелком дружба между ханским сыном и сыном бывшего тысячного Узбека.

А два года назад Кадан и сам получил эту должность в личной гвардии молодого хана…

Во дворце Кадан передал слугам Джанибека все привезенное с Руси добро. Сам ханыч в эти дни охотился с соколами в плавнях великого Итиля. Убедившись, что в подчиненных ему сотнях все шло заведенным порядком, Кадан решил навестить бабку.

Галия раскинула шатры в трех верстах от старого Сарая. Она встретила внука неожиданным известием:

– Кадан, я не знаю, как мне быть, ждала тебя!

– Что случилось?

– Саклаб недавно был в столице, отгонял на продажу баранов. Он утверждает, что видел на русском рынке того самого урусута, что обманом взял выкуп за твоего отца и украл брата.

– Саклаб? Не ошибся? Он же старый, плохо видит. А ну, вели позвать его сюда!

Старый нукер подтвердил, что видел в городе именно того человека, о котором уже рассказал хозяйке. Русич торговал оружием. Старик посетил рынок и во второй день. Подходил прямо к торговым рядам, приценивался к кинжалу, чтоб вновь разглядеть лицо Ивана. Сомнений не было: тот самый!

Кадан окаменел лицом.

– Ты сама его узнаешь, если глянешь? – спросил наконец он бабку.

– И его, и того шайтана, что себя за ханского нойона выдавал! Во сне их порой раньше видела.

– Кто еще из слуг жил с тобой в то время?

Галия начала понимать замысел внука. Назвала несколько имен.

– Хочешь их перед ханскими казами[9] поставить?

– Попрошу Джанибека – перед самим кадием[10] на коленях приговор свой выслушают, подлые шакалы! Собирайся, сегодня же выезжаем в Сарай! Ты сама укажешь мне на этого подлого русича!