Да, бухать в одиночестве не было выходом, и Михаил это понимал. Но у него просто не выдержали нервы…

Последнее, что он помнил — как, прихватив бутылку с остатками коньяка, побрел прочь из ресторана. По дороге удивительным образом никого не встретил, кроме охранника на входе, который попытался его окликнуть, сказал что-то про одежду, но Михаил только рукой махнул и промычал:

— В машине.

Он даже не подумал, что в подобном состоянии не сможет сесть за руль. Вышел, завернул за угол, напрочь забыв, где находится стоянка, отхлебнул коньяка… Потом ещё, и ещё…

Кажется, после этого его стошнило, но в любом случае где-то тут воспоминания и обрывались. Потом вспыхивали короткими и яркими образами — вот Оксана поддерживает его, чтобы не грохнулся, вот тащит к машине, вот пытается что-то ему сказать, сидя в салоне автомобиля… Нет, дальше пусто. Значит, где-то в такси он окончательно отрубился. Удивительно, как секретарь дотащила его до квартиры. Такая маленькая… такого здоровенного…

А Михаил назвал её непривлекательной. Тьфу ты, дебил!

Он вздохнул и вышел из ванной — в одних брюках, без рубашки, она всё же была слишком вонючей. И направился на кухню, отчего-то стараясь ступать потише — то ли чтобы не беспокоить лишний раз Оксану, то ли потому что от малейшего звука начинала трещать голова.

И эта самая голова затрещала сильнее, как только Михаил подошёл к дверному проёму, ведущему на кухню, и заметил, что Оксана стоит у окна и… кажется, плачет.

О-о-о, нет. Чёрт-чёрт-чёрт!!!

Она действительно плакала. Тёрла маленькими кулачками глаза, как ребёнок, шмыгала носом, вздыхала, и от этого её смешные волосы-пружинки вздрагивали в такт, словно тоже были расстроены.

Михаил, ругая себя на чём свет стоит, шагнул в кухню, и Оксана, моментально заметив его, напряглась, выпрямилась, кинула мимолётный взгляд, но тут же отвернулась.

— На плите яичница, на столе кофе. К сожалению, от похмелья у меня больше ничего не имеется. Ешьте, пейте, а я пойду, — протараторила она слегка дрожащим голосом, попыталась прошмыгнуть мимо Михаила, но он не позволил, взяв Оксану за руку.

— Простите меня, ради бога, — сказал искренне, испытывая дикий стыд при взгляде на её красные растёртые глаза. — Я не хотел вас обидеть.

— Ерунда, забудьте, — выдохнула Оксана, дёрнула рукой, но Михаил держал крепко.

— Не ерунда. Послушайте…

— Не нужно, — она поморщилась, и он пришёл в ужас, когда из-под зажмуренных век по щеке скатилась прозрачная слезинка. — Не врите, пожалуйста. Я всё понимаю, видела же ваших… Вы просто сказали правду, я для вас непривлекательна. Я не обижаюсь. Всё в порядке.

У Михаила отчего-то безумно колотилось сердце. А ещё очень хотелось обнять, по-настоящему обнять Оксану, утешить, сказать, что это всё ерунда, неправда, а на самом деле…

Но он для этого был уже недостаточно пьян.

— Оксана Вале… — начал Михаил, стараясь всё-таки придумать какие-то слова утешения, однако не успел — в дверь неожиданно позвонили.

16. 15

Оксана

Услышав дверной звонок, Оксана распахнула глаза, резко вытерла свободной ладонью щёки и покосилась в сторону коридора. Суббота, утро, хоть и не раннее… Кого там черти принесли? Она никого не ждёт. Если только газовщики пожаловали на очередную проверку, но это маловероятно — в прошлом месяце ходили.

А может, это жена шефа? А что, почему бы и нет? Вдруг у неё на телефоне стоит какая-нибудь следилка? И она пришла узнать, где благоверный провёл ночь. После такого ещё запишет Оксану в любовницы, и потом не переубедишь же. Оксана и сама бы не поверила, если бы ей рассказали, что какая-то секретарь тащила пьяного начальника до собственной квартиры, только чтобы он не замёрз на улице. Где это видано — подобные добрые дела совершать в современном чёрством мире?