Моя нынешняя мачеха крайне капризна. За всю жизнь палец о палец не ударила, зато прислуга у неё сущие бездельники, то мраморный пол недостаточно блестит, то подушки не по фэн шую разложены.

   Сажусь на большой кожаный диван, с золотым плетением. Оглядываюсь, не помню, когда был здесь в последний раз. Но ничего не изменилось, серые стены с рисунком работы известного дизайнера, низкий стеклянный стол с позолоченными ножками. Вся квартира слишком дорогая, слишком вычурная, как в музее. Я бы не хотел себе такую.

   В комнату вплыла моя «мама», стуча по мраморному полу каблуками. Тело затянуто в красный корсет. Удивляюсь, как она ещё не задавилась в нем. Под мышкой маленькая собачка, Перфе. Она подходит ко мне, встаю.

   – Здравствуй, дорогой! – томным голосом пропела мачеха. Манерно расцеловала меня, не касаясь щеки. В нос ударил сладковатый аромат дорогих духов. Приторный, въедливый, как и сама хозяйка.

   В памяти всплыл запах мяты, который я с таким удовольствием вдыхал с кожи Паулины.

   Почему Паулину не испортили деньги? Она никогда не стремилась к такой роскоши, и сейчас так быстро адаптировалась почти к спартанским условиям жизни. Моя мачеха не мыслит себя без красивой жизни.

   Я теперь всех женщин буду сравнивать с ней?

   – Ярослав, я так скучала по-своему… сыночку. – она, состроив глазки, села напротив в кресло, прогнулась в спине, чтобы я смог оценить декольте.

   В гостиную, чеканя шаг и сложив руки за спиной, вошёл отец. Мачеха приняла самый скромный вид.

   – Пойдём в столовую, поужинаешь с нами. Мой новый шеф повар Пьер потрясающе готовит ризотто.

   – Что случилось с Адой Павловной?

   – Фу! – прокомментировала мачеха. – Она то борщи варила, то выпечку. А я и мой «котик» такое не едим. – Она потрепала «котика», точнее, моего отца по голове. – Да, котик? – настойчиво проговорила мачеха. – Мы такое не едим?

   – Да, Лапусик, не едим, – грустно закончил отец.

   Что за фигня? Когда это отец стал таким покорным?

   После самого ужасного ужина в моей жизни, в компании не затыкающейся Стеллы, пошли в кабинет, а она отправилась спать. У неё, видите ли, режим с десяти вечера до часу дня, она должна спать, а то на силиконово-ботексном лице появятся морщины.

   Сажусь в красное кресло. Кабинет отца сделан в доминирующем, брутальном стиле.

   Отец опустился в кресло напротив, похожее на то, что было у Дона Корлеоне.

   – Отец, – осторожно начал я, – скажи, когда ты превратился в подкаблучника? – Его безжизненные глаза вспыхнули. – Котик, блин! – не удержался и засмеялся.

   – Она беременна, – ошарашил меня отец, – мне приходится всё это терпеть. Врач сказала, что у неё угроза выкидыша.

   Твою ж дивизию! Я думал, эта кукла ненадолго в нашей жизни. А тут получается, она родит мне брата или сестру?

   – Ты ополоумел! Как можно было развести тебя. Тебя, короля разводов?! Какая из неё мать? Она за собакой-то не может ухаживать, а тут ребёнок!

   – Я сам не знаю, как это произошло. Что ты меня упрекаешь!

   – Хотя знаешь, мне плевать. – равнодушно сказал я.

   – Хуже всего, что она хочет сделать ремонт во всей квартире. А со стилем у неё не очень. Будет этюд в розовых тонах. Ты представляешь?

   – Сочувствую. Но ты сам во всём виноват. Давай к делу. Зачем звал?

   – Соскучился? – предположил отец.

   – Пф, я тебя умоляю. Это не про тебя.

   – Ко мне обратился адвокат Эдуарда Викторовича, Виссарион Израйлович. Ты сам понимаешь, что с таким именем и отчеством не может быть плохого адвоката.

   – По какому делу?

   – Про Филатовых спрашивал. Угрожал мне, что выведет меня на чистую воду. Обвинил меня, что я заграбастал их состояние.