- Спроси, почему просто не казнили? Почему отпустили?
- Он говорит, что мать вымолила помилование. Мать, кажется, дочь императора, но не наследница, а от наложницы. Еще говорит, дал клятву верности. Шпионом его в Галлию хотели закинуть, наверное. Надо дяде Кирьяну сообщить будет.
Ни Аяз, ни Виктория в этот момент на пленника не смотрели, и оттого не увидели, как изумленно расширились его кошачьи глаза.
- Зачем сразу Браенгу? – удивился Аяз. – Даромиру его сдадим, пусть разбирается.
- Тоже хорошо, – согласилась Виктория и, обратив внимание на горящие любопытством глаза пленника, задала логичный вопрос. – Ты по-славски понимаешь?
- Нет, только катайский и галлийский.
- Почему?
- Что почему?
- Почему не выучил славский язык?
- Ни к чему было. Катай со Славией дел не имеет, только с Галлией.
- Тогда как вышло, что ты попал в Степь? Отвечай!
Ли посмотрел с ненавистью на эту красивую, но опасную женщину. Он хотел бы промолчать, но никак не выходило. Язык болтал вперед разума.
- Я не маг, но магию поглощаю и искажаю. Дар такой. Видимо, и портал не так сработал от этого.
Аяз кивнул, удовлетворенный ответом, а потом приказал:
- Поклянись праматерью драконов и великой горой Фу, что ты не замышлял зла против Степи и ее жителей.
Ли зашипел, как рассерженный кот. Этот проклятый лекарь знал слишком много об обычаях и святынях Катая. Голова у катайца кружилась то ли от слабости, то ли от зелья. Словно со стороны он слышал свой хриплый голос:
- Клянусь Праматерью Драконов и горой Фу, что я вообще не планировал попасть в Степь и никогда не замышлял против нее зла, – и, взглянув в невозмутимое лицо человека, который вообще-то спас ему жизнь, со вздохом добавил. – И клянусь никому зла не причинять и вообще быть паинькой, пока я здесь... на этот раз.
- Хорошо, – кивнул Аяз. – Теперь будем тебя лечить. Вики, будь рядом, пожалуйста. Если со мной что-то случится, крикнешь Власа.
- Что это ты задумал?
- Хочу попробовать, как это – когда сила поглощается. Никогда с таким не сталкивался, только в книгах читал.
В глазах лекаря блестело любопытство, он осторожно прикасался кончиками пальцев к пациенту, с каждой минутой бледнея.
- Хватит! – не выдержала Виктория, видя, что муж покачнулся и устало потер виски. – Заканчивай!
- Еще немного, – отмахнулся от нее Аяз. – У меня всё под контролем.
- Ну уж нет! – женщина вцепилась в плечи степняка и силой оттащила его от раненого. То, что это удалось ей без труда, немало ее встревожило. – А ну сядь!
Аяз упал в кресло. Перед глазами мерцали мушки, руки не слушались. А она права. Он, пожалуй, и встать самостоятельно не сможет.
- Эй, Ли! Как самочувствие? Ничего не изменилось?
- Нет, – грустно ответил катаец. – Я всё так же хочу сдохнуть. И отлить еще, но мне не встать.
- Мне тоже, – ухмыльнулся Аяз. – Сейчас пришлю кого-нибудь. Вики, солнышко, позови Власа, пожалуйста.
Виктория с недовольным видом вышла, а Ли с усмешкой сказал:
- Красивая у тебя женщина.
Это Аяз отлично понял без переводчика, и в ярости зашипел на галлийском: и как только слова подобрал?
- Это моя жена. Увижу, что ты к ней подкатываешь, оторву яйца и заставлю сожрать, ясно?
- Ух, а ты ревнивый! Силенок-то хватит со мной справиться? Это я сейчас дохлый, а если бы здоровый был, хрен бы ты меня одолел.
Все-таки злость – лучший учитель. Поняв почти всё, что сказал чужак, Аяз прищурился и заявил на славском (на галлийском ему это было не сказать):
- Если тебе спину совсем не жалко, то можем потом попробовать. Я знаешь, как с кнутом умею управляться? Я тебя на кусочки могу им покрошить. Ты меня понял, я надеюсь? Ни к моей жене, ни к дочке даже не приближайся.