— Передай им спасибо при случае, — с делано непринуждённой улыбкой отвечаю я и с облегчением опускаюсь в кресло. — Сейчас это большая редкость. 

— Правда? — спрашивает Громов, усаживаясь напротив и свободно закидывая ногу на ногу. — Тебе не везло с ухажёрами? 

Издав смущённый смешок, я придвигаю к себе стопку бумаг, лежащих на краю стола, и начинаю увлечённо их перебирать. Вообще-то это мамина фраза. Она вечно сетует на то, что настоящих мужчин не осталось, и, конечно, не забывает упомянуть отца.

— Не знаю, для чего так сказала. Это даже не мои слова.

— Тогда, пожалуй, перейдём к договору, — заключает Дан. — Чем обрадуешь, Татьяна Викторовна? 

Выудив из стопки нужный лист, я фокусируюсь на первой пометке, сделанной красной ручкой. 

— Начнём с главного. Пункт с отсрочкой. Здесь указано шесть месяцев. Максимальный срок платежа со всеми контрагентами в нашей компании составляет сорок пять календарных дней, поэтому…

— Тс-с-с, красавица, — перебивает Громов, заставляя меня нервно скрестить под столом ноги. — Я с удовольствием подискутирую по поводу каждой правки, которую ты подготовила, но конкретно этот пункт останется неизменным. Шесть месяцев для расслабленной Европы. Только так. 

Ослепительно улыбнувшись, он откидывается на изголовье кресла.

— Я ведь предупреждал, что в делах бываю жутко противным. Пожалуйста, продолжай.

Мне не сразу удаётся взять себя в руки. Глупо было забывать, что за обходительностью и улыбками Дана скрывается стальной каркас, о который скорее можно расшибить нос, чем согнуть. Наверное, другие люди высокие посты и не занимают. 

— Пункт шесть-четыре, — продолжаю я, прочистив забитое волнением горло. — Пени за каждый день просрочки платежа. Ноль-ноль-один процент от общей стоимости отгруженной партии товара, но не более десяти процентов от общей суммы задолженности... 

— И что тебя смущает? По-моему, отличные условия.

— Для вас, безусловно. Но таких условий нет даже в дилерском договоре. 

— Конечно, — отвечает Громов, усмехнувшись. — Потому что я уникальный клиент, способный вывести вашу продукцию на международный рынок. Речь не идёт о банальном посредничестве, где я, как рядовой торгаш, получаю свой процент. Я делаю почти невозможное: оттесняю европейского производителя, что с предвзятостью местных далеко не просто, и фактически выкладываю на полки вашу продукцию. Этот договор не борьба «кто-кого», красавица. Я оказываю «Кристаллу» большую услугу, позволяя вашей компании выйти на новый уровень. 

— В мастерстве переговоров с вами сложно соревноваться, Дан Андреевич, — признаюсь я, заставляя себя не отводить взгляд. — Хотя это и не в моей компетенции. Если бы  здесь сейчас сидел ваш юрист, то вряд ли он стал бы апеллировать к вашим личным заслугам перед нашей компанией. И в действительности было бы корректнее вести диалог с ним, но вы тем не менее предпочли приехать лично, что для человека вашего уровня практически неслыханно…

— На начальных этапах обсуждения всегда вникаю лично, — с обманчивым благодушием замечает Дан.

— Я охотно верю. Но всё же, такое обсуждение едва ли укладывается в рамки протокола разногласий. Вы пытаетесь оказать на меня моральное давление, и чтобы в дальнейшем этого не повторялось, сразу оговорюсь, что как юрист, заботящийся о защищённости интересов компании, свои правки я оставлю без изменений. Идеологическую прибыль от вашего партнёрства с «Кристаллом» вправе оценивать лишь генеральный директор, и только ему решать — предоставлять вам специальные условия либо нет.