- Занимательная история. – выдал Гром, сжимая губы в тонкую линию. – Хороший сюжет для детектива Донцовой! Как много «что» и «если бы».

У меня же не было просто слов. Хотелось кричать от злобы и ненависти. Посторонние люди решили за меня как будет лучше. И больше всего бесило, что… во всём была я виновата сама! Если бы я не уехала и дождалась Адама, то узнала бы, что он в больнице и не бросила его. Пять лет я жила в аду по собственной глупости.

- Вер. – Мамай отошёл от жены. На лице играли раздражённо желваки. – Я даже не знаю, что сказать на всё это.

- Мамай, сделай одолжение, займите с Верой какие-нибудь дальние комнаты, чтобы мы пока не пересекались. – добавляет Гром. Для человека, которому из груди вытащили стекло, он хорошо ещё держался.

- Я отвезу её в больницу, а сам поеду в гостиницу. Думаю, Вам есть что обсудить, как и нам. – Мамай касается жены и заставляет её встать одним взглядом. Я не вижу, чтобы он злился на неё, осуждал – да, но в нём ни ненависти и не желания придушить.

Вера добилась всё-таки своего, заставила Мамая полюбить её.

10. Глава 10.

Когда Вера и Мамай уходят, я помогаю Адаму снять пиджак и рубашку, проверяю бинты. Мне трудно смотреть ему в глаза в таком подавленном состоянии. Злость улетучивается, остаётся только стыд и желание утонуть на дне бутылки. Мы сами испортили всё, что было между нами. Растоптали, не оставляя камня на камне.

Гром тоже молчит, размышляя о чём-то своём. Он не отталкивает меня, но и не говорит, что всё можно исправить. Лишь после рассказа Веры я вспоминаю, что видела шрам у него на груди. Его пытались убить из-за меня.

Он закуривает, а я стою перед ним, вытянувшаяся по струнке. Дрожу. Боюсь его. Теперь мне не хочется уходить, лишь всё исправить, поговорить и выяснить правду.

- Я всегда просил доверять мне и верить. – нарушил он тишину. – Больно осознавать, что одно слово твоей подружки перечеркнуло всё, что было между нами.

- Не одно слово. – вступаюсь за себя. – Ты вёл себя странно после драки и ужина у отца. Пропадал, задерживался на работе, говорил с кем-то по телефону на балконе. Однажды, ушёл куда-то ночью и сказал, что бегал, но это было ложью. Ты даже не рассказал мне, что ты племянник криминального авторитета!

- После ужина у твоего отца я понял, что Генерал захочет меня убрать любой ценой. Он знал, что я племянник Дзагоева и действовал бы в обход закона. Боялся бы бить в открытую. – Адам выпустил клубочек дыма, и мне стало невыносимо больно обсуждать с ним отца. – Да, Ева, твой папа прекрасно знал, кто я. Когда он хотел впервые присануть меня, ему не позволил дядя. Поэтому весь цирк, который он вытворял после, был хорошо продуманным планом. Он забрал меня из тюрьмы не просто так. Знал, что Дзагоев вытащит и просто сделал это для тебя первым, чтобы показать какой он хороший. – Адам снова затягивается и закрывает глаза. – Правду я не говорил тебе, потому что хотел сберечь. От всего дерьма этого. Дядя виновен в смерти моих родителей, я не хотел иметь с ним ничего общего, не хотел родства проклятого. А он неумолимо оберегал и защищал меня, несмотря на мою ненависть. А сказать про отца тебе как я мог? Что нужно было сказать? Ева, твой папа хочет меня убить?

- Ты обвиняешь меня в не доверии, а сам не сказал правду! – неприятно чувствовать себя беспомощным ребёнком, не понимающим, что происходит. Я была слепа и не подозревала на что способен мой отец.

- Тебе нужно было готовиться к экзаменам, иначе ты бы их завалила. И что мне нужно было сказать тебе, Ева? Милая, твой папа криминальный авторитет, оббирает всех в нашей области и готовиться меня убить, чтобы ты могла уехать в Москву. Так надо было? Поверила бы мне? Спокойно продолжила бы готовиться к экзаменам? – Да, наверное, не поверила бы.