— Все хорошо, можно вылезти, — голос у меня был не слишком радостный. Но малышка лишь упрямо замотала головой. — Так и будешь тут сидеть?

Она не ответила. Вздохнув, я закрыла глаза и уперлась лбом в край кровати, ощущая полную опустошенность.

— Она не видит, что люди творят, — еле слышно потянула я слова церковной песни. В детстве Елена часто мне ее пела, и сейчас это напоминало мне о ней. — А он – всегда глух к молитвам.

Когда-то давно свершился обряд,

И сын их объявлен нечистым…

Я почувствовала, как меня обхватили детские ладошки, и, открыв глаза, увидела племянницу. В горле встал тугой комок, но я все же продолжила следующий куплет:

— …Одни говорят: он людям нес зло
 За что и наказан, гласа лишен.
 Другие считают, что правда – его
 Кому злато дороже, тот возвышен...

Мы так и сидели на полу, даже когда песня закончилась. Я осторожно гладила Милу по волосам, впервые задумавшись не о своих чувствах и отношении к происходящему, а о том, что, должно быть, чувствовала она. Елена была для нее самым близким человеком на свете, и вот ее забрали, а малышку отправили неизвестно куда, неизвестно насколько. Как должно быть страшно ребенку...

В какой-то момент поняла, что девочка просто-напросто заснула на моих руках. Осторожно поднявшись вместе с ней, уложила ее на кровать.

Присела рядом со спящей девочкой, задумалась о своей дальнейшей судьбе – что теперь будет? До этого редко задумывалась вообще, только отчим пилил, что лучше бы я вышла замуж, да кто такую, как я, возьмёт?

Я не была ни худой, ни толстой и считала себя самой обычной, ничем не примечательной. Но еще полгода-год — и я бы считалась старой девой.

Замуж не брали не потому, что во внешности были какие-то изъяны, а просто никому не нужна бесприданница.

Отчим всегда попрекал меня куском хлеба, говоря, что от меня одни растраты, и иногда мне казалось, что так и было, что я делала недостаточно. По крайней мере, он легко избавился от меня, когда ему предложили за это деньги.

Как легко он избавился и от Елены несколько лет назад.

Вся земля в королевстве принадлежала керам, и крестьяне, жившие на ней, считались арендаторами и были обязаны отрабатывать на господских полях и фермах и платить повинности. В городах жили ремесленники, купцы и представители разных гильдий. Они часто платили родителям за детей, принимая их в работники.

Возможно, если бы не кер, то и меня бы в скором времени отчим отправил в город вслед за сестрой.

Вздохнув, подошла к умывальнику и плеснула себе в лицо водой. Нужно было бы сходить за ведром, которое продолжало валяться где-то в коридоре, но выходить из комнаты было боязно.

В животе заурчало, впрочем, к голоду я была привычная. Вот только теперь со мной была Мила. Вряд ли тетушка Кларисси дала ей с собой в дорогу еды, а в доме отчима она так и не успела поесть. Нужно было сходить поискать кухню, вот только кер указаний готовить не давал, а брать еду без спроса — это воровство.

Мысли об Арквиле вызвали очередной прилив ужаса. Никогда до этого я не имела дела с магией, а после увиденного сегодня — поняла, что и дальше иметь не хочу. Вот только кто меня спрашивает?

Чтобы хоть как-то отвлечь себя, решила перебрать одежду, принесенную хозяином замка. Может, еще что попроще найдется для Милы — аристократки все худышки.

Впрочем, прикинув несколько вещей на себя, с удивлением обнаружила, что они мне впору. Особенно понравилось одно — оранжевое, со светлым кружевом и оборками на рукавах. Приложив его к плечам, покружилась, представляя, как бы оно смотрелось на мне… И тут же застыла как вкопанная, поймав на себе взгляд кера, стоявшего в дверном проеме. Первой эмоцией был шок — кожа на его лице вновь была идеальной, никаких следов старых ожогов. Еле удержалась, чтобы не начать чертить в воздухе круги, ограждающие от нечистого немого.