– Сколько работал?

– Полгода.

– Я вижу. Все мелочи вычертил. Размеры проставил! А знаешь ты, что ничего этого не надо было делать? Вот этого и этого, и вот этой всей чертовщины. – Он ткнул пальцем в несколько мест чертежа. – В технике приняты так называемые нормали, готовые стандартные детали и целые узлы, из которых мы можем собирать машину. Собирать. Понимаешь? А ты трудился! Даже резьбу у болтов начертил! Вот ты говоришь, Коля… Слышишь? – Он возвысил голос, обращаясь к кому-то на том конце комнаты. – А ведь неплохо учитель машинку завязал!

– Очередная любовь Араховского! – отозвался насмешливый голос вихрастого молодого инженера. – Вертушок какой-нибудь!

– Не вертушок, а настоящая машина! И я на вашем месте, товарищ футболист, ознакомился бы.

Молодой инженер, изгибаясь и виляя между чертежными досками, подошел, навалился на Араховского, и они вместе стали просматривать чертеж.

– Ты эту штуку видел? – Араховский постучал карандашом по чертежу. Ну? Что? А говоришь, живой мысли нет!

– Не понимаю я ни шиша в литейных машинах, – сказал Коля, выпрямляясь и все еще не глядя на Дмитрия Алексеевича. – Вижу только, что редукторов где надо и где не надо натыкано. А это уж верный признак…

Он не договорил – вдали раздались три глухих удара в перегородку. Пронзительный голос начальника позвал: «Кирилл Мефодьевич!» И Араховский сразу встал и, глядя только вперед, двинулся, лавируя между чертежными досками.

Вскоре он вернулся. Надел пиджак, бросил в ящик стола карандаши и линейку.

– Придется вам отдохнуть, товарищ… Лопаткин. Еду на завод. Оформляйте пока хозяйственные дела, а встретимся завтра, во второй половине…

Так они занимались с Араховским целую неделю – каждый день по полтора-два часа. К концу этой недели Араховский стал неразговорчивым, и Дмитрий Алексеевич заметил, что он опять прячет глаза.

И наступила минута, когда, просмотрев все свои расчеты, Кирилл Мефодьевич снял пенсне и, глядя в сторону, прошипел:

– Пойдем к Анатолию Ивановичу.

Начальник отдела, как всегда, сидел за столом и словно ждал их, раскинув смуглые плоские руки на ватмане. На нем была шелковая безрукавка цвета старого мяса, с чуть заметными серыми полосками. Его худощавое, загорелое лицо старого физкультурника было перекошено снисходительной и нетерпеливой гримасой.

Араховский молча сел против него на стул. На второй стул сел молчаливый Дмитрий Алексеевич. Урюпин лениво протянул руку и принял от Араховского папку. Постучал ногтем по стеклу огромных часов, поднес их к уху, потом развернул папку и достал чертеж – общий вид.

– Ну, как ваше мнение? – спросил он.

– Получается вроде, – негромко сказал Араховский.

– У вас все получается, – начальник окинул взглядом чертеж. – Ну что же… давайте… возьмите Егора, что ли, Васильевича… Пусть он общий вид прикинет.

– Анатолий Иваныч… Вы что – забыли? Ведь у меня этот, жираф…

– Какой жираф?

– Да мельница эта… Я занят с утра до вечера.

– Ах, верно… Мы уже вылазим из графика… Кому же поручить?.. Вы, товарищ Лопаткин, извините, что так. У нас свои хозяйственные дела. Вот тоже мельница. Ее не планировали, разрабатываем как предложение. Как и ваш проект. Послали один раз – возвращают. Сами же техническое задание неправильно дали! Переделать! А время где?

– Да, – согласился Дмитрий Алексеевич. – Действительно…

– А люди, люди, спрашивается, где? Людей нет! И денег нет!

– Да, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Да. Да…

Начальник подумал, потом, играя гибкой бровью, взглянул пристально Дмитрию Алексеевичу прямо в глаза и сказал: