– Дело здесь не в красоте, Надюша. Я ведь была когда-то боевой комсомолкой, и иногда чувствую, что это осталось во мне… на всю жизнь. Когда мы первый раз встретились с этим человеком… В общем, амур не присутствовал при нашей первой встрече. У меня началось с желания ему помочь. Как в хорошие комсомольские времена…

– А как вы его полюбили – сразу? С первого взгляда? Валюша, ну расскажите!

– Нет. Не сразу. Не с первого взгляда. Знаете, чтобы полюбить – взгляда мало. Нужно с человеком столкнуться. Такое столкновение нужно, чтоб почувствовался характер. И у нас было столкновение. Но почувствовала одна я.

– А он?

– Он – нет. Для него я – чужой и непонятный человек. Я встречаюсь с ним и вспыхиваю, а мне ведь тридцать лет! Ах, Надя, вы не знаете, что это такое. Если бы хоть один его взгляд сказал мне то, что… я ведь не могу скрывать!.. – за одну такую минуту я отдала бы все. Он тоже меня замечает, вспоминает обо мне, но не так, как я… А я вот вспоминаю иначе… Валентина Павловна опустила голову, потом подняла, и Надя увидела слезы в ее доверчивых и ясных глазах. – Вы знаете – это человек высочайшей души. Смелый. Умный. С кем ни встретится, оставляет след. Это настоящий герой, о каком я мечтала девочкой. Ах, если бы он встретился мне раньше. Я бы побежала за ним на край света. Ни секунды бы не думала! Я ведь была тогда лучше…

– Ми-илая! – Надя прижала ее руку к дивану, прикоснулась к ней плечом. – Вы и сейчас лучше всех!

За стеной, в коридорах школы, тонко разливался звонок. Учителя не спеша собирали книги, журналы, выходили из учительской.

– Хватит, хватит сплетничать! – с сердитым весельем пробасила старая математичка, проходя мимо них, и подруги, вздыхая, поднялись.

– Мы еще поговорим? Ладно? – сказала Надежда Сергеевна, глядя на подругу грустно-восхищенными глазами. – Хорошо, поговорим?

– Не знаю, что здесь интересного. Тем более для вас. Не притворяйтесь! Вы не меньше моего знаете, что такое любовь…

И Надя вдруг почувствовала на лице у себя странное, фальшивое выражение. Оно говорило: «Конечно! Я знавала любовь» – и еще: «Пожалейте меня, Валентиночка, я совсем ничего не знаю, сама себя не могу понять…»

Около лестницы они расстались, шутливо и ласково протянув друг дружке руки. С той же чужой, растерянной улыбкой Надежда Сергеевна вошла в седьмой "Б" класс. Она поздоровалась с учениками, села за стол, и все ее непонятные заботы отошли в сторону.

Со второй парты на нее угрюмо смотрела Римма Ганичева. Ее темные глаза были неприятно раздвинуты к вискам и напоминали о бинокле. Надежда Сергеевна сразу увидела и свою «лаборантку» – Сьянову, бледную и худенькую девочку-подростка, с тревожным взглядом, – и улыбнулась ей. К Сьяновой Надежда Сергеевна давно уже чувствовала необъяснимую материнскую нежность и жалость.

– Ну, как мы подготовились? – сказала Надежда Сергеевна и посмотрела на доску. Да, конечно, лаборантка опять постаралась – развесила карты и нарисовала на чисто вытертой доске контуры Севера и центра Европейской части СССР.

– Ну что ж, очень хорошо. Прекрасно, – сказала Надежда Сергеевна уже учительским тоном. И урок начался.

Она вызвала к картам троих учеников и, задав всем вопросы, мельком взглянула на Сьянову. Эта тихая, исполнительная девочка очень боялась вызовов к доске и всегда получала по географии тройки. Надежда Сергеевна решила сегодня побороть страх своей лучшей лаборантки и вдруг сама почувствовала робость.

– Сьянова! – сказала она, как бы между прочим, устало прикрыв пальцами глаза.

Девочка встала, уронила учебник и, не заметив этого, прихрамывая от страха, подошла к доске.