Моя четырнадцатилетка – я никак не мог отвлечься от ее возраста – была неплохой девочкой. Смешно, но большинство из них именно такие. Я выписал направление к хорошему гинекологу, потом поговорил с ее матерью. Ничего нового или необычного. Как я уже сказал, приходится заниматься такими вещами почти что каждый день. Мы даже обнялись, перед тем как мать с дочкой вышли. За спиной девочки мы с матерью обменялись взглядами. Ко мне ежедневно приводят своих детей примерно двадцать пять женщин, – правда, к концу недели я могу на пальцах сосчитать тех, кто замужем.

Как я уже говорил, я никого не осуждаю. Я лишь наблюдатель.

Проводив посетителей, я взял медицинскую карту беременной и просмотрел несколько страниц. Я вел девочку с тех пор, как был еще ординатором, а ей исполнилось всего-навсего восемь. Она взрослела у меня на глазах. Я попытался вспомнить, как шесть лет назад выглядела моя пациентка, и понял, что девочка мало изменилась. Наконец-то можно зажмуриться и изо всех сил потереть глаза.

И тут истошно заорал Гомер Симпсон: «Почта! Почта пришла! О-о-о-о!»

Пришлось открыть глаза и повернуться к монитору. Гомера Симпсона – одного из героев мультика «Симпсоны» – кто-то встроил в систему оповещения компьютерной почты, а я и не возражал. Мне даже нравилось.

Только собрался проверить входящие, заквакал интерком, и Ванда, секретарь, неуверенно проговорила:

– Вас… кхм… вас… просит… Шона.

Я понял ее смятение, поблагодарил и нажал мигающую кнопку.

– Привет, солнышко.

– Не надо любезностей, – отозвались на том конце трубки. – Я уже иду.

Я поднялся и прошел по коридору к приемной, куда с улицы входила Шона. Она вошла в маленькое помещение так, будто делала нам одолжение. Шона – топ-модель, все знают ее по имени, так же как Шер или, скажем, Наоми. При росте шесть футов один дюйм она весит сто девяносто фунтов и выглядит, как вы и сами догадались, головокружительно. Все в приемной, повернув голову в ее сторону, невольно подтвердили этот эпитет.

Шона даже не подумала остановиться около секретаря, а секретарю и в голову не пришло ее окликнуть. Кивнув в сторону входной двери, она заявила:

– Ланч. Немедленно.

– Я же говорил, что буду занят.

– Надень пальто, там холодно.

– Слушай, у меня все нормально. В конце концов, годовщина только завтра.

– Столик заказан.

Я заколебался, и Шона это почувствовала.

– Пойдем, Бек! Будет весело. Совсем как в старые добрые времена в колледже. Помнишь, когда мы с тобой кадрили цыпочек?..

– Я никогда не кадрил цыпочек.

– Хорошо, я кадрила без тебя. Надевай пальто и идем.

Я сдался и пошел одеваться. Около моего кабинета одна из мамаш хитро улыбнулась мне и шепнула:

– В жизни она даже лучше, чем на экране.

– Точно, – согласился я.

– А вы с ней… – Мамашка сложила ладони вместе.

– Нет, у нее уже есть кое-кто.

– Правда? И кто же?

– Моя сестра.

Мы сидели в облезлом китайском ресторанчике. Официант-китаец, как оказалось, понимал только по-испански. Шона, одетая в безупречный синий костюм, нахмурилась:

– Это что, мясо Мушу[1] в черепашьем панцире?

– А ты попробуй, – посоветовал я.

Мы познакомились в первый день учебы в колледже. При составлении списков куда-то пропала буква «а», и вместо Шоны появился Шон. В итоге нас поселили в одну комнату в общежитии. Мы сначала хотели сообщить об ошибке в администрацию, но разговорились и неожиданно почувствовали растущую симпатию. Шона поставила мне пиво, и через час мы решили оставить все как есть. А то еще неизвестно, каких придурков могут к нам подселить.

Я поступил в Амхерст, знаменитый частный колледж в Западном Массачусетсе. И если есть на свете место, где собирается больше маменькиных сынков, чем там, то я его не знаю. Элизабет, наша школьная звезда, выбрала Йель. Конечно, мы могли поступить куда-то вместе, однако, обсудив все «за» и «против», решили, что надо вести себя по-взрослому и серьезно проверить наши отношения. Вы спрашиваете, что из этого вышло? Мы дико скучали друг без друга, разлука лишь укрепила чувства, придав им налет романтического страдания.