— Но почему? — угрюмо уточнила Алиса. — Почему ты такая?

— Какая?

Она часто-часто заморгала и продолжила срывающимся голосом:

— Ты… веселая, добрая, общительная, отзывчивая и компанейская. Со всеми… кроме меня! Со мной ты всегда… холодная. Строгая. И… и чужая! Почему?

Не сдержавшись, Тоня горько усмехнулась:

— Ты точно хочешь это знать?

— Да!

— Ладно, — протянула философски. — Тогда ответь мне на вопрос: тебя хоть раз называли дочерью шлюхи? Хоть раз говорили, что ты обязательно пойдешь по ее стопам и принесешь в подоле лет так в шестнадцать-семнадцать?

— Не… нет…

Тоня посмотрела на сестру взглядом, полным разочарования и горечи.

— А мне говорили, — призналась наконец. — Оскорбляли и меня, и мою маму. Частенько. И все из-за твоей бабки! Из-за твоего отца! Из-за всей вашей…

Она резко замолчала, внезапно осознав, что переходит на крик. Что теряет над собой контроль. Немного отдышавшись, Тоня продолжила:

— Пойми, я не желаю тебе зла. Но и друзьями мы с тобой не станем!

Голос Алисы дрогнул, надломился, когда она тихо прошептала:

— Мне не нужны друзья. Мне нужна сестра. Мы – сестры!

Тоня напряженно сглотнула, настойчиво игнорируя комок в горле.

— С этим у нас проблема, — обронила она, едва шевеля губами. — Я… я не испытываю к тебе сестринских чувств. Прости.

Алиса не сказала больше не слова. Шмыгнув носом, потупила взор.

Как-то заторможенно кивнула и медленно попятилась назад. Затем она развернулась и фактически выбежала с их огорода, громко хлопнув калиткой.

А Тоня… Тоня будто обессилела в тот же миг. Ее сердце надрывно заколотилось в груди. Колени предательски задрожали. Не доверяя собственным ногам, она осела на землю, примостившись пятой точкой прямо на морковную ботву. Пожалуй, впервые в жизни девушка чувствовала себя так мерзко. Так отвратительно. Ощущала себя полной дрянью, если быть точнее.

В ее душе царил хаос. В груди нещадно жгло. Глаза застилали слезы. Слезы, которые Тоня пыталась загнать обратно. Но не смогла. Несколько соленых капель все же сбежали по ее щекам, оставляя после себя влажные дорожки.

Муравьева не заметила, когда рядом с ней оказалась мама. Опустившись все на ту же ботву, она обняла Тоню, прижимая ее голову к своей груди.

— Не надо! — шепнула, целуя в висок. — Не кори себя!

— А кого мне корить? Тебя?

— Дочь…

— Почему ты не уехала отсюда? Почему не увезла меня еще ребенком?

— Ага! — возмутилась мама. — Щас! Не дождутся! Я не сделала ничего постыдного. Сбегать не собиралась и не собираюсь. Здесь мой дом! Здесь я родилась и выросла. Здесь я и умру! А если их что-то не устраивает, пускай улепетывают сами, сверкая пятками! Скатертью дорога!

— Из-за твоей принципиальности я вынуждена страдать…

— А ты не страдай! — сухо. — Страдает она! Ты лучше… выводы делай. Смотри на меня и не повторяй моих ошибок. Никогда, слышишь? Никогда не повторяй! К черту эту любовь! К черту! От нее одни лишь беды. У тебя большое будущее, дочка. С твоей внешностью – большое. Ты, главное, не дури. Хитрее будь. Умнее. Не влюбляйся. Не теряй голову. Оставайся независимой и сильной. Пускай уж лучше любят тебя! Пускай по тебе с ума сходят и весь мир к твоим ногам кидают. Это и есть счастье…

Они просидели так еще несколько минут. Наконец Тоня успокоилась.

Вскочила на ноги, отряхнулась. Затем и маме помогла подняться с земли.

Весьма своевременно, стоит заметить. Спустя буквально пару секунд у их калитки плавно притормозил автомобиль. Хорошо известный ей автомобиль.

— Денис? — выдохнула она, чувствуя, как на лице невольно расцветает улыбка.