Там, внизу. У своих ног. Жар, исходящий от ее тела, опалял даже сквозь слои одежды. А еще она дышала прямо на его колено. Рвано. Часто. Жадно.

Стрельцов и сам со свистом вытолкнул из себя воздух – надрывно, с усилием, когда почувствовал ее мимолетное прикосновение к своему ботинку.

Схватив телефон, девушка довольно прощебетала:

— Марат Евгеньевич, я уже… скоро… ай! Ай!

Секунду спустя она взвизгнула от боли, знатно приложившись своей бестолковой головой о крышку стола. Удар был такой сильный, что наверху задребезжала посуда. Егор едва удержался от желания опрокинуть стол, вытащить оттуда эту дуру и проверить, все ли с ней в порядке.

Однако Марат его опередил. Недовольно цокнув, друг процедил сквозь зубы:

— Тоня, черт подери! Ты там живая?

Она ничего ему не ответила, но вскоре из-под стола показалась ее голова.

Ни на что не реагируя, скривившись от боли, девчонка прижимала ладонь к своему виску. Стрельцов же, точно пришибленный, уставился на нее сверху вниз. Едва ли Тоня соображала сейчас, что грациозно восседает прямо между его… широко расставленных бедер. Прямо напротив ширинки. Напротив паха, который стал стремительно наливаться, каменеть, ибо вся кровь… вся жидкость, которая только была в его теле… устремилась туда. Егор заскрежетал зубами, цепляясь за последние крохи самообладания. От картинок, которые подкидывало ему его богатое воображение, хотелось выть в голос. Вибрируя от напряжения и чувствуя себя так, будто внезапно уперся лбом в розетку, он неотрывно скользил своим жадным ошалевшим взглядом по ее лицу. По глазам, напоминающим бездонные голубые озера, слегка посоловевшим под действием алкоголя. По ее губам – пухлым, манящим, «чистым». На них не было ни капли помады. И это неожиданно, понравилось ему. Теперь прожженная стерва казалась… невинной неопытной овечкой.

«Твою мать! Эта сучка – сплошное гребаное искушение! Грудь, волосы, кожа – совершенны. Кукольные глаза на пол-лица – черт, да в них утонуть можно! Особенно когда они смотрят на тебя… с верного ракурса. Снизу вверх. А губы какие? Чтоб мне сдохнуть… Я хочу их! Хочу их… на своем члене!»

Неизвестно, куда завели бы его подобные фантазии (от них голова шла кругом, и в венах воспламенялась кровь), если бы не сама Антонина.

Будто смутившись чего-то и покраснев до состояния вареного рака, она закопошилась, собираясь подняться. Только вот без его помощи у нее ничего бы не вышло. А он… принципиально не собирался помогать ей. Опасался последствий. Понимал – быть беде, если дотронется до нее. Особенно сейчас. Когда так хочется. А вот она… видимо, не понимала. Старательно избегая его сурового предостерегающего взгляда, Тоня вцепилась тонкими дрожащими пальцами в его бедро и, опираясь на него, начала медленно вставать.

— Я прошу прощения! — взволнованно бормотала девушка, на секунду оказавшись зажатой между столом и его телом. — Я дико извиняюсь! И не смотрите так! Извинилась же, ну!

Егор запыхтел, жадно втягивая ноздрями спасительный кислород.

Его кинуло в жар. В висках загудело. А в груди – точно водородная бомба взорвалась. И разворотила там все к чертовой матери. Он зажмурился, тайком наслаждаясь ароматом ее кожи. Покрываясь бл*дскими мурашками от мягкости ее волос, случайно мазнувших по его щетинистой щеке. Одному богу известно, каких усилий ему стоило отпустить ее. Хотелось стиснуть руками ее талию и, ломая сопротивление, грубо усадить верхом на себя.

Но он сдержался, взывая к здравому смыслу:

«Угомонись уже, мужик! Трахать таких, как она – себе дороже! Забыл?»