11. Глава 10

«Тихо. Тихо. Спокойно! Черт бы с ней, с этой жадной до чужих бабок мелкой вертихвосткой! Чего завожусь-то? Беспринципная сучка вышла на охоту! Вот и привлекает к себе всеобщее внимание. Только и всего. Чему тут удивляться?»

И тем не менее он удивлялся. Вернее, злился. Пребывал в бешенстве, желая хорошенько вмазать самому себе, чтобы мозги на место встали. Чтобы избавиться от странного, тянущего чувства за грудиной. Чтобы остыть.

Егор прекрасно понимал, что эта Антонина из себя представляет. Брезгливо морщился при мыслях о ней. Презрительно сжимал губы. Но… так и не смог отвернуться. Ни разу. Точно одержимый, забывая обо всем, таращился на нее каждую гребаную секунду. Весь вечер так или иначе невольно наблюдал, стараясь не упустить девчонку из своего поля зрения. Не потерять ее в толпе ненароком. Впрочем…

«Такую расчетливую хищницу разве потеряешь? — рассуждал язвительно. — И не захочешь, все равно заметишь! Она же намеренно… прямо в глаза бросается. Точно магнит, намертво притягивает к себе все взгляды! То на танцполе извивается похлеще прожженной стриптизерши. То недотрогу из себя строит и отшивает назойливых ухажеров, обмениваясь с ними… своими дебильными песенками. То текилу стаканами хлещет с незнакомыми мужиками. И вообще – друзей предает! А потом с ними же чуть ли не в десны долбится! Что за нахрен? Я сдох и попал в ад? Она же… живое воплощение всего того, что я так сильно презираю в людях! Того, что ненавижу всеми фибрами души! До омерзения! До тошноты! И именно она… по какой-то бл*дской случайности уже третий раз появляется на моем пути! Почему бы тебе, лапочка, просто… не исчезнуть? Это так необходимо – раздражать меня своим присутствием? Твою мать! Да что ж такое? Убил бы суку!»

Пытаясь унять ураган, бушующий в груди, Егор стиснул зубы до противного скрежета. Он так четко помнил их последнюю встречу, что становилось жутко. По-настоящему жутко. Он ощущал себя маньяком-шизофреником, ведь даже сейчас, спустя столько времени, мог без труда сказать, в какой одежде она была в тот день. С каким маникюром. С какой прической. Какие цацки на себя нацепила, и… и чем пахла, в конце концов. А пахла эта вертихвостка так, что просто сносило крышу и срывало все стоп-краны. Ее кожа источала аромат шоколада, смешанный с легким цветочным шлейфом каких-то духов.

Ее хотелось сожрать! И трахнуть! Наплевав на все условности, разложить на том долбаном диванчике и вылизать с ног до головы, попутно кусая в самых мягких местах. А потом отыметь хорошенько. Натянуть так, чтобы у нее все задымилось в причинных местах. Чтобы она от него уползала на четвереньках, подобно затасканной шлюшке. Обессиленная. Истерзанная. Охрипшая от криков. И чтобы на всю жизнь запомнила этот трах. На всю свою жалкую жизнь! Разве не так поступают с подобными ей? Именно так! А то и хуже! Егор почти сорвался тогда. Увидел край кружевной резинки ее чулок, призывно выглядывающий из-под подола ее коротенького платья, и в штанах тотчас же стало тесно. Он не понимал, что с ним происходит. Его лихорадило. Штормило. Его самоконтроль в буквальном смысле трещал по швам от острой потребности в контакте с ней. Он нуждался в банальном прикосновении к ее телу и был готов убить за право ощутить мягкость ее кожи. Однако, стоило ему вникнуть в суть их беседы с Маратом, стоило поддаться искушению и прочитать переписку Муравьевой с ее «сладким» – наваждение как рукой сняло. Пришлось столкнуться с суровой реальностью. С реальностью, в которой эта милашка с ангельским личиком являлась обычной меркантильной и алчной сукой. Такой, которая, спасая собственную шкуру, сдаст кого угодно кому угодно. Такой, которая крутит своим бесхребетным парнем как хочет.