– Вы знаете, чего именно она боялась? – спросил Мартен.

На улице загудела машина.

– Не чего – кого. Незадолго до смерти она заявила, что кто-то желает ей зла, хочет разрушить ее жизнь… – Собеседник сыщика выдержал паузу, а потом продолжил: – Мсье… как, вы сказали, вас зовут? Сервас? Так вот, мсье Сервас, позвольте задать вам вопрос.

Его серые глаза смотрели пристально и недоверчиво.

– Конечно, спрашивайте, – кивнул полицейский.

– Почему вы заинтересовались Селией именно сейчас, год спустя? Что, дело снова открыли? Честно говоря, все это выглядит несколько… странно. – Он стряхнул пепел в окно. – Если не ошибаюсь, ваш визит носит скорее неофициальный характер?

– Угадали, – не стал отпираться майор.

– Вы были знакомы с Селией Яблонкой?

– Нет.

– Знали кого-то из ее друзей или родственников? Кто попросил вас прийти сюда?

– Мне жаль, но на этот вопрос я ответить не могу.

– Из какого вы отдела? Год назад я вас среди следователей не видел.

– Я работаю в Департаменте криминальной полиции.

Директор нахмурился:

– С каких пор уголовка занимается самоубийствами? Возможно, Селия не покончила с собой, и это было…

– У нас нет ни малейших сомнений в том, что она убила себя.

– Ладно. Примем за данность… Но тогда история выглядит еще более странной, – прокомментировал тощий верзила, выпустив колечко дыма под потолок. – Не обижайтесь, но вы и сами выглядите неважно.

Сервас вернулся в пансионат около пяти. На город опускались зимние сумерки, на улице было неуютно, а в окнах горел свет, и дом навевал ощущение тепла и покоя, что было особенно необходимо большинству его обитателей.

Сыщик заглушил мотор и бросил взгляд на свою трясущуюся руку. «Проклятые сигариллы…» – подумал он и пошел по присыпанной снегом гравиевой дорожке к входу. Из большой гостиной доносились голоса – время ужина еще не наступило. В здешнем заведении тоже имелись мастерские: театральная, мастерская игры в белот, мастерская сплетен, мастерская жалоб, мастерская воспоминаний…

Мужчина поднялся в свою комнату под крышей, перескакивая через две ступеньки, отпер дверь и сразу зажег лампу на столе – потолочный плафон давал мало света. Включив компьютер, он кликнул на иконку с портретом Густава Малера в углу экрана, и из колонок полились звуки – плавные, чистые, прозрачные, напоминающие ледяную капель. Музыка навевала чувство умиротворения. Романс «Я шел веселый». Фортепианная версия в исполнении самого Малера была записана на валики в 1890 году, позже была сделана перезапись этой вещи, а потом ее оцифровали. Пальцы великого музыканта легко касались клавиш «Стейнвея», извлекая из инструмента невесомые, как крылья бабочки, ноты, которые остались в веках, чтобы Сервас мог наслаждаться ими сегодня.

«Иногда передовые технологии действительно творят чудеса, – подумал он, – пусть даже в них есть нечто дьявольское». Полицейский взглянул на часы – 17.16 – и достал телефон.

– Привет, Мартен… – услышал он знакомый голос.

Это был Дегранж, инспектор Службы общественной безопасности, прямой, честный, наделенный от природы чутьем, которому мог бы позавидовать самый породистый бладхаунд. Прежде чем перейти в уголовную полицию, Сервас был его напарником и полностью ему доверял.

– Сколько лет, сколько зим… – протянул Дегранж. Ему была известна история с «польской коробкой», но сдержанность и чувство такта не позволяли ему упомянуть об этом впрямую.

– Я в отпуске по болезни, – ответил Сервас.

Без комментариев…

Затем Мартен из вежливости поинтересовался, как поживают дочери Дегранжа. Обе были немыслимыми красотками, росли не по дням, а по часам и вызывали восхищение у всех окружающих.