– Брось, Кристина! Кому, кроме нас с тобой, может быть известно, как Жеральд называет тебя, когда ты злишься? – усмехнулась аспирантка.

– Что?! – Ее собеседница покачала головой. – Жеральд так меня называет?

На лице похожей на Мадлен красавицы отразились нетерпение и презрение:

– Не прикидывайся…

– Я действительно не понимаю, Дениза! Я ничего тебе не посылала. Когда это пришло?

– Вчера вечером…

Он. Больше некому. Но как ему удалось так много узнать?

– Не морочь мне голову, Кристина! Там твой электронный адрес, – терпеливым тоном профессора, наставляющего особенно тупого студента, сказала Дениза. – Письмо отослали с твоего компьютера. Плюс подпись… По-моему, вполне достаточно.

– Ты рассказала Жеральду?

– Не успела.

– И не рассказывай. Пожалуйста…

– Значит, ты признаешь, что сочинила это… этот…

Кристина колебалась. Она могла продолжить все отрицать. Она должна была все отрицать. Как ей поступить? Рассказать о моче на коврике, о звонке в прямой эфир, о походе в полицию и о мерзком послании на ветровом стекле? Журналистка прекрасно понимала, какой эффект возымеют ее слова. Дениза решит, что у нее развивается паранойя, и будет злословить с подружками: «Бедняжка окончательно рехнулась, ей самое место в психушке… Не понимаю, что в ней находит Жеральд…»

– Да… – с трудом выговорила Штайнмайер.

Собеседница наградила ее сожалеющим взглядом и удрученно покачала головой: она свои выводы сделала. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Кристина знала, что она думает: «Вот же черт, нарвалась на умалишенную…»

– Мне очень нравится Жеральд, – мягким тоном произнесла Дениза, и радиожурналистка прочла в ее зеленых глазах открытый вызов. – Он замечательный человек и потрясающий руководитель. Повторяю: между нами ничего нет, но я его люблю…

«Повторяешься, милочка, я поняла, едем дальше…»

– И потому спрашиваю себя… – аспирантка говорила все медленнее.

– Ну-ну, продолжай…

– Та ли ты женщина, которая ему нужна…

Фраза прозвучала как пощечина.

– Можешь повторить? – приподняла бровь мадемуазель Штайнмайер.

– В любом случае тебе следует показаться психиатру, – не меняя тона, произнесла Дениза, забыв о сдержанности и хороших манерах.

Несколько бесконечно долгих секунд Кристина, не моргая, смотрела на застывшее «стоп-кадром» лицо зеленоглазой стервы, а потом заговорила, мгновенно сорвавшись на крик:

– ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ?!

Сидевшие за соседним столиком студенты обернулись: скандал между двумя красотками обещал бесплатное развлечение.

– КАК ТЫ СМЕЕШЬ РАЗГОВАРИВАТЬ СО МНОЮ В ПОДОБНОМ ТОНЕ?! – Журналистка произнесла эти слова низким вибрирующим голосом, почти по слогам, и в них было столько неистовой злобы и неконтролируемой агрессии, что ее соперница отшатнулась, словно получив удар в солнечное сплетение. Теперь на них смотрели почти все посетители.

– Извини, это, конечно, не мое дело… – Дениза отстраняющимся жестом подняла руки. – Жеральд – взрос-лый мальчик, он сам решает, что ему делать со своей жизнью…

«Даешь задний ход, гадина?! Поздно!» Кристина почувствовала, как к ней возвращается старый верный друг – гнев. И на этот раз она не станет сдерживаться. О нет…

– Ты чертовски права – это не твое дело. Пора нам поговорить начистоту. Ты чуточку слишком усердная для аспирантки. – Штайнмайер сделала упор на последнем слове. – Чуточку слишком – как бы это сказать, чтобы не обидеть? – надоедливая. Улавливаешь мысль?

Она в упор взглянула на Денизу, которая была слишком потрясена, чтобы отвечать.

– Дам тебе совет: в будущем занимайся своими делами… сосредоточься на диссертации. На своей ГРЕБАНОЙ ДИССЕРТАЦИИ. Иначе я попрошу Жеральда передать тебя другому научному руководителю.