Программный директор одарил Кристину подозрительным взглядом:

– Ты знаешь звонившего? Понимаешь, на что он намекал этими бреднями о самоубийстве?

Ведущая покачала головой, чувствуя, что все на нее смотрят.

– Его номер сохранился в компьютере, мы предупредили полицию, – сказала Саломе.

– И что они сделают? Арестуют за радиодомогательство? – съязвил Игорь. – Бросьте, это просто очередной псих! Как там говорил Одиар: «Благословенны безумные, ибо они несут свет».

– Я отношусь к случившемуся очень серьезно, – недовольным тоном произнес программный директор. – Это была рождественская программа, а какой-то придурок в прямом эфире обвинил нас в неоказании помощи потенциальным самоубийцам! И это слышали пятьсот тысяч человек!

– Жеральд?

– Крис? В чем дело, у тебя странный голос.

Она стояла у кофемашины, где никто не мог ее слышать. Тусклый луч зимнего солнца освещал коридор, отражаясь от стеклянной панели автомата. Выходя из студии, Кристина столкнулась с Бекером, он кивнул и наградил ее медоточивой улыбочкой, как будто и впрямь слушал эфир.

– Письмо у тебя? – спросила женщина своего жениха.

– Что-о-о? – В голосе Ларше явственно слышались удивление и досада. – Да… кажется…

– Где оно?

– Наверное, в бардачке. Господи, Крис, только не говори, что…

– Ты дома?

– Нет, на работе.

Секундное колебание, странный тон. Жеральд как будто собирался солгать, но в последний момент передумал. В мозгу Кристины прозвучал сигнал тревоги. Она научилась распознавать его мелкое вранье – как в тот раз, когда, решив записать фильм, обнаружила, что он накануне смотрел порнушку. Ларше тогда стал отпираться, но его подруга знала, что не ошиблась.

– На работе? – переспросила она. – Накануне Рождества?

– Я… У меня возникло срочное дело… Ты уверена, что все в порядке, Крис?

– Ты не забыл, что через два часа мы встречаемся с моими родителями?

В трубке прозвучал похожий на чих смешок:

– О таких вещах не забывают, дорогая…

Щелк. Она не уверена. В том, что увидела. Мираж. Самовнушение. Факт? Щелк. Мозг работает как фотоаппарат. Щелк, одна деталь. Щелк, следующая. Щелк, вся сцена целиком. Все как в старых немых фильмах 20-х годов: камера в руках оператора дрожит, изображение на поцарапанной пленке мелькает, смещается вправо, влево, останавливается на…

…их руках.

По черному экрану воображения плывут строчки диалога: «Видела их руки? Они лежали на столе рядом. Близко, даже слишком близко, когда ты открыла дверь… Что это значит?» Она шла по пустынным коридорам Высшего института аэронавтики и космического пространства, мурлыкая себе под нос «Еду домой на Рождество», забытую песню Криса Ри, щеки ее горели от мороза, снежинки таяли на ее белой куртке… Толкнув дверь, она переступила порог:

– Привет…

Это прозвучало довольно глупо. Кристина удивилась, увидев Денизу, и сразу поняла, что аспирантка изумлена не меньше. Удивление читалось и на лице Жеральда. А потом Штайнмайер поймала краем глаза какое-то движение. Их руки… Левая рука ее жениха – загорелая, сильная – опирается о край стола. Рядом, совсем близко, правая рука Денизы – тонкая, изящная, с идеальным маникюром. Кристина не была уверена, кто из двоих убрал руку – она уловила только жест. Держались ли они за руки, когда она открыла дверь? Может, да, может, нет. Но оба смутились. «Это ни о чем не говорит!» – поспешил успокоить журналистку голос рассудка. Окажись она сама в подобной ситуации – тоже, как пить дать, испытала бы неловкость. Все так, но сослагательное наклонение не в счет. А эти двое все время держатся рядом – на вечеринке, на пикнике… И сегодня, в канун Рождества, они оказались наедине друг с другом в пустом здании, чего не должно было случиться. Кристина захотела сделать жениху сюрприз, и ее затея удалась. Еще как удалась!