- Ей, Ир, живая?! – В моём укрытии резко посветлело - Егор откинул капюшон. – Ты, кстати, на жёлтый снег свалилась.

Тьфу…

Вытерла подбородок, которым хорошо так вошла в снег. Белый, кстати.

- Давай помогу. Сегодня мне здоровье не позволяет в снегу с тобой барахтаться.

- А что так, Егор Дмитрич? – спросила я присевшего на корточки рядом со мной следователя.

- Да что-то, знаешь, в паху со вчерашнего дня побаливает. Может, Глаш, ты там не дослила чего, м? Или нужно нашептать там заклинание какое на болючее место?

- А может, нужно джинсы носить попросторней, Егор Дмитрич? Я вот, например, с этого ракурса прекрасно вижу левша вы или правша. – Приняла его руку, так как самой вылезти из вязкого сугроба просто не получалось.

- Какой у тебя глаз намётанный, Ир. Ну что, пошепчешь? Сольёшь?

Издевается или серьёзно? А ведь даже и не улыбается… Как его понять?

- А давайте, Егор Дмитрич, пошепчу. – Поманила его пальчиком к себе. Подцепила подбитый лисой капюшон. Притянула следователя к себе, не забыв при этом его понюхать, чтобы потом с гордостью сказать Ленке, что в восемь сорок утра девятого января я-таки нюхнула мужика. После чего зашептала ему в самое ухо. – Пыш-пыш-пы-пшшш.

- Ир, ты местом немного ошиблась, у меня не это место болит.

- Это, Егор Дмитриевич. Вы сейчас просто находитесь в стадии отрицания, что больной на всю голову.

Улыбнулся. Точно так же, как на вчерашнем видео, прежде чем броситься за мной. От его улыбки прошиб мороз, на коже выступили мураши. Несмотря на это я не сделала ни шагу назад, не отвела глаз. Скопировав холодный взгляд и плотоядную улыбку, я просто рассматривала его лицо, стараясь не смотреть на ту часть, которая, по словам Марьяны, была украшена серо-буро-малиновым фингалом…

Чё ты гонишь, мусор, шнягу не по делу? Чё ты паришь мне про нары и конвой? Чё мазуришь ты на понт? Я не товарка. И пугаешь, падла, бабу Колымой? – Неожиданно загорланивший на всю округу телефон внёс музыкальную паузу в напряжённую обстановку.

Сказать честно, обстановка не стала быть менее напряжённой даже когда звонок на мой телефон пошёл по второму кругу.

Стараясь не обращать внимания на совсем уж недобрый взгляд Егора, я полезла в сумку за телефоном.

Чё ты гонишь, мусор… - Надо было Богдану сказать, что тётя Лена очень хотела, чтобы он нарисовал ей огурец на лбу, причём несмывающимися фломастерами. Зараза!

- Алло, - прокашлялась, - слушаю. Да, еду, конечно. Я доплачу за простой. Да, уже иду…

Сколько, интересно, там уже за ожидание натекло…

- Извините, Егор Дмитрич, опаздываю. Приятно было пообщаться. До сви…

- На работу опаздываешь, Глаш?

- Ага.

- И с кого на сей раз венец безбрачия будешь снимать?

- Ой, там не венец, Егор Дмитрич. Недуг почти такой же как в вашей интерпретации. Правда, и мужики там, уххх. – Потрясла сжатым кулаком, изображая тот самый уххх. - Футбольная команда. Двадцать человек. Это каждому нашептать надо на бо-бо. Работы… полный рот.

Его улыбка совсем уж стала нехорошей. Какой-то мужик дефектный… Хорошо ему – хмурится, плохо – лыбится, аж в щеках вон лопается, как будто ему осталось жить до следующего понедельника. И как его вообще можно понять…

- Так, значит, ради этого разрядилась? А не маловато одежды, Ир? – Спросил он, медленно проделав путь от моего лица, до глубокого декольте. Пуговицы я не застегнула аж целых три. - Бусы, вон, вываливаются. Должна же быть в бабе хоть какая-то загадка…

Сволочь! Еле сдержалась, чтобы не запахнуть на себе пуховик.

- Зимой и летом одним цветом.

- Что?

- Загадка, говорю, во мне есть – зимой и летом одним цветом. Ну вы пока думайте, Егор Дмитрич, а я поехала.