Видения сменяли друг друга, не оставляя после себя ничего, кроме неприятного осадка. Потом, на грани сознания мелькнули белые, длинные ноги Снежаны, одна из которых неожиданно ударила Вадима в бок.

– Снежана, ты чо, охренела? – спросонья он спросил темноту.

– Тихо ты, какая ещё Снежана? Совсем одурел, это я, Митрич. Давай, собирайся быстро и на караул иди.

– Эээ, кого караулить? – не понял Вадим, пытаясь рассмотреть нависшего над ним человека.

– Как кого? Нас от мертвяков. Тебе что, Анисим ничего про то не сказал?

– Нееет, – заблеял, словно козёл, Вадик.

– Ясно, старый хрыч, только о себе думает. Ну, то наша забота – их покой охранять. Нас, трудников и послушников, всего десять, поэтому дежурим каждую ночь по четыре человека, вот ты ещё пришёл, помогать должен. Я не дежурю, потому как старшой, кузнец тоже, потому как кузнец. Тебе и ответ за нас держать, а то имаешь еду нашу, как простоквашу. Геть с полатей – и вперёд. Вот табе ключ, церковь отопрёшь, да на засов дверцу боковую закроешь изнутри. Оттуда на колокольню взойдёшь и смотреть будешь.

Вадим ошарашенно пялился на Митрича. Глаза понемногу привыкали к темноте, и Вадим смог уже его хорошо рассмотреть, а тот продолжал.

– Смотри, огня не разжигай, как бы прохладно не стало. Да ты и не знаешь, поди, как можно аккуратно-то делать. Как на колокольню взойдёшь, так смотри в оба на все четыре стороны. Увидишь што подозрительное, сразу в колокола бей, они у нас хоть и небольшие, но звонкие. С Валдая заказывали, бронза с серебром, заливистые, прямо край. Мы тут и повыбегаем.

Если мертвяков увидишь, то бей редко и тягуче, чтобы мы поняли и поспешили на помощь, увидишь всадников каких, да оружных, тогда не жалей сил, трескай билом по рубашкам, что есть силы, то и мы поймём, да на помощь придём. Понял, али не допёр?

– Понял, понял, – Вадим потёр ладонями лицо и стал натягивать на ноги лапти. Ступни его почти зажили, спасибо мази лечебной отца Анисима, а раздеваться на ночь он не стал, так и спал в рубахе, да портках новых. Старая одежда ещё не высохла, и он не стал её трогать.

Скрипнула дверь, и Вадим шагнул в ночную прохладу. Вокруг царила пугающая тишина, время, скорее всего, около трёх или четырёх утра, но горизонт только-только начинал сереть. Кого будить после своего дежурства, Митрич не сказал, а Вадик и забыл спросить, да уж поздно о том думать. Сгребая росу с высокой травы, он побрёл в сторону колокольни, пробираясь сквозь темноту.

Было несколько не по себе, уже не чёрное, а серое небо хмуро нависало над головой, а отовсюду мерещились разные страшные твари и зыркали огненными глазами демоны. Да и мертвяк мог внезапно подняться из мокрой травы, как это уже один раз с ним и случилось.

Вадима передёрнуло от жутких воспоминаний, и он ускорил шаг, надеясь как можно быстрее добраться до колокольни, чтобы оказаться в относительной безопасности. Добравшись до маленькой боковой калитки в церковь, он открыл замысловатым бородчатым ключом небольшой бронзовый замок и распахнул дверь. Пахнуло слабым запахом воска и ладана, он хлопнул дверью и, нащупав засов, задвинул его за собой.

Стало темно, как у негра в …, ну, понимаете, где… Свечи у Вадима с собой не было, зато сверху сочился очень слабый свет, отбрасываемый луной и звёздами. В этом неясном мерцании стало возможным разглядеть лестницу, что вплотную примыкала к стене церкви. Осторожно держась за её перила, Вадим стал медленно пробираться наверх и вскоре достиг колокольни.

– Эх, – вырвалось из него от нахлынувшего восторга от открывшейся перед ним картины. Колокольня находилась очень высоко, оставив внизу любое из деревьев, и оказывалась со всех сторон открытой как ветру, так и свету.