– Ну да. – Коршунова задумалась, и Трофимов ее не торопил.

– Я… Я даже не знаю. – Елена Павловна стиснула пальцы правой руки левой.

– Лена, мы не должны упускать такой возможности, – проникновенно произнес Юрий Евгеньевич, осторожно коснувшись ее плеча.

– Я согласна, – кивнула Елена Павловна, – я готова заплатить более, чем хорошо, – неожиданно горячо вырвалось у нее, – только…

– Не беспокойся, Богдан все сам уладит.

Коршунова кивнула и снова отвернулась к окну, где осенний день продолжал писать дивные картины из листьев, цветов и лучей, а Юрий Евгеньевич вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Если бы Шура был магом и волшебником, он немедленно сделал бы так, чтобы в родном полицейском отделении воцарились тишина и порядок.

– Но черта с два! – выругался Наполеонов.

То и дело звонили телефоны, раздавались торопливые шаги, хлопали двери, стучали чашки, из которых постоянно пили чай или кофе, кто-то безумолку стрекотал за стеной, а из туалета валил столбом сигаретный дым.

– Содом и Гоморра, – сердито проворчал Шура.

На его столе снова затрезвонил телефон.

– Наполеонов слушает.

– Здравствуйте, Шура! Или лучше Александр Романович? – пророкотал из трубки бархатный голос.

– Здрасте. Смотря, кто беспокоит…

– Вас беспокоит Богдан Трофимов из Н-ска, надеюсь, вы меня не забыли?

– Нет, конечно, рад слышать. И для тебя я – Шура.

– Спасибо. Я, в общем-то, звоню по делу.

– Жаль, так ты не у нас в городе?

Богдан вспомнил, что они с Шурой в прошлый раз перешли на «ты», чертыхнулся про себя и ответил:

– У вас. Мне очень нужно с тобой поговорить, я, собственно, для этого и приехал. Где и когда мы могли бы встретиться?

– А ты где сейчас? – спросил Шура.

– Недалеко от речного порта.

– Как я понимаю, ты на машине?

– Да.

– Тогда подъезжай… – Шура назвал улицу недалеко от своего местопребывания, – там есть кафе «Ветерок». Буду ждать тебя на открытой веранде в двенадцать часов.

– Спасибо, Шура.

– Пока не за что.

Через некоторое время Наполеонов убрал в сейф дело, над которым работал, и вышел на улицу.

Погода радовала. Солнце, висевшее в синем небе, казалось по-летнему золотым. Только свет, лившийся с небес, был не ослепительным, а мягким.

– «Есть в осени первоначальной, короткая, но дивная пора. – Весь день стоит как бы хрустальный…», – вдохновенно продекламировал Шура вслух строки Тютчева и, заметив улыбки прохожих, улыбнулся им в ответ.

Лениво плывшие облака настроили следователя на еще более лирический лад, напоминая взбитые сливки для его любимых пирожных…

Шура двигался пешком в сторону кафе «Ветерок», мысленно он представлял загородный дом своей подруги детства Мирославы Волгиной и Мориса Миндаугаса, колдующего на кухне…

Хотя Морис вовсе не был поваром, юрист по образованию, занесенный каким-то таинственным ветром из Литвы в российский город на Волге, он работал в детективном агентстве Мирославы. Непревзойденным кулинаром Миндаугас был по призванию и занимался любимым делом в свободное от работы время.

Так, пребывая в мечтах, незаметно для себя Шура дошел до «Ветерка» и сел за один из столиков, благо в будни в середине дня почти все они были свободны.

И тут он вспомнил, что ему надо еще съездить по одному из дел, которые он вел.

Хлопнув себя по лбу, Наполеонов достал сотовый и набрал номер одного из оперативников Аветика Григоряна и, когда абонент отозвался, быстро проговорил:

– Аветик, я в «Ветерке», не в службу, а в дружбу пригони мою «Ладушку».

– Сию минуту, господин следователь, – хмыкнул Григорян и отключился.

Наполеонов увидел подъехавший серебристый «Опель». Из него вышел Богдан Трофимов и быстрым шагом направился к кафе. Они встретились глазами, и Трофимов уже через минуту сидел с Шурой за столиком.