В итоге к одиннадцати утра – максимум к половине двенадцатого – колонну, невидимую для журналистов и лишенную поддержки с воздуха, поглотил снег, ураган, гора. Снегоочистители продолжали прокладывать дорогу, водители один за другим опустошали термосы с кофе, но был еще и Мрачный Мельник, возможно, уже проверявший на прочность свои кандалы. Надеть наручники на заключенного с одной рукой – задача не из простых, а обмен веществ иногда борется со снотворным так успешно, что оно испаряется буквально на глазах.

Казалось, Запад хочет вернуть его себе. Как земле нужны очищающие химикаты, так и Западу нужны пропитанные кровью следы его сапог, его тень, настолько длинная и глубокая, что из нее слышались крики его последних жертв.

Или так могло показаться тем, кто верит в слэшеров и последних девушек, в судьбу и справедливость.

До одной такой мы еще доберемся.

Впрочем, как и до всех остальных.

Сначала, однако, этот конвой, затерявшийся в белой мгле, этот Тур воссоединения, идущий за Вифлеемской звездой, начал утопать в крови.

После того как колонна прошла по шоссе 20 пятнадцать миль, рассказы о той ночи начинают разниться, мистер Армитедж, но потом совпадают снова. Знаете где? На пирсе, что врезается в озеро Индиан здесь, в Пруфроке, на высоте восемь тысяч футов. Из уст помощника шерифа Баннера Томпкинса прозвучала фраза, которая характеризует эту последнюю серию убийств: «Если бы мы опасались, что на нашу голову свалятся новые беды, мы, скорее всего, смотрели бы на озеро. Но никак не себе за спину».

А за спиной находилось шоссе 20.

Тур воссоединения Мрачного Мельника начался 12 декабря 2019 года, в четверг.

А закончиться ему было суждено тридцать шесть часов и двадцать тел спустя, в пятницу, тринадцатого. Как говорит Мартин Лютер на плакате у вашей классной доски: «Колесами истории движет только кровь».

Наши колеса крутятся исправно, спасибо.

Только по возможности не смотрите в зеркальце заднего вида.

В семнадцать лет все было куда проще.

Дженнифер Дэниэлс смотрит налево – на бескрайние просторы озера Индиан, потом направо – на длинный спуск вниз, вниз и вниз, затем присаживается, чтобы потуже завязать шнурки на правом ботинке.

Ногти у нее не накрашены черным, а обувь ей купил адвокат. Каблук бесхитростный, безо всяких выступов на подошве; нитки темно-коричневые, в тон искусственной пурпурно-коричневой коже.

Она встает, ей слегка не по себе от этой громадины открытого пространства, будто оно может поглотить ее, превратить в невидимку.

Челка падает на глаза, она ее убирает – волосы не шуршат, как раньше. К этому тоже надо привыкнуть: здоровые волосы. И длинные.

Куртка на ней из службы шерифа – своей не было. Коричневая, с ярко-желтыми броскими полосами вдоль рукавов и вокруг талии. Она лежала, свернутая в клубок, на заднем сиденье окружного «бронко». Дженнифер куртка велика; висит, как балахон. Руки в карманы на всю глубину не засунешь – не достают. Будто она – маленькая девочка, вышла с папой на жуткий мороз, и он укутал ее в свою куртку; ему ветер якобы нипочем, и от этой невинной лжи ей еще теплее.

Она зарывается лицом в воротник, от которого пахнет сигаретами.

– Прорвемся, дорогая, – говорит она себе и ступает на узкий бетонный хребет дамбы.

Перил для безопасности так и не сделали – почему? Вообще непонятно. Идешь, как по канату. Будь сейчас лето, и ее качнуло бы вправо, навстречу долгому и бесшумному падению, Дженнифер метнулась бы в другую сторону: упала в воду, доплыла до ржавой лестницы – она там специально на такой случай. Но сейчас лютая зима, озеро Индиан замерзло. Значит, она брякнется на лед, и от нее останется красное пятно, которое придут тайком вылизывать волки. Обдуваемая ветром поверхность озера вся иссечена, по ней разбросаны конусы безопасности, там и сям резные следы от коньков, будто ночью здесь танцевали гигантские пауки, а дальше видны широкие следы шин: во вторую неделю декабря пруфроковские пожарные осторожно пробуют лед, чтобы убедиться, что холода пришли окончательно и бесповоротно.