Он, как это ни странно, послушался и, уже выходя из казематов в центральную часть форта, что была рядом с казармами, рассмеялся.

– Что с вами? – обеспокоенно спросила я, осторожно ощупывая ушибленное место на виске.

Ого! Шишка буде-е-ет… Восхитительно-знатная. Может, на неё вытяжку из водорослей? У меня есть…

– Мы очень романтично смотримся вдвоём, вы не находите? – прервал мои мысли пострадавший.

Я пожала плечами и тут же почувствовала, что меня прижали к себе покрепче.

– И вы согласны лечить меня после того, как я вас бросил в подземелье вместе с чудовищем? – спросил он вдруг.

– Ну не в одну же с ним клетку. И на том спасибо. Как вы так быстро оказались в горах?

– Мэр.

– Градоначальник?

– Мэр Шосс поднял тревогу. Прибежал перепуганный. Сообщил, что старатели обнаружили чудовище – пока никто не пострадал, необходимо его уничтожить.

– А он откуда узнал?

– Не знаю… Другие старатели?

– Странно.

– Что именно странно, Джо?

– Наделы даются на каждого человека. Или на семью. Как я поняла, здесь не принято привечать на своём участке посторонних.

– Любопытно, – дёрнул бровью Ролан.

Я улыбнулась. Будущее, похоже, не обещает градоначальнику ничего хорошего, и если мои слова тому причиной, значит, день прожит не зря!

– Монсеньор! – раздались встревоженные крики.

– Да, – недовольно ответил Ролан, не отводя от меня взгляда, словно собираясь сказать что-то важное.

– Там… у ворот…

– Что именно? Если не штурмовой отряд противника, превосходящий наши силы раз в сто, попрошу не беспокоить!

– Никак нет, монсеньор… Там… Там две девчонки и грифон. Кричат и не уходят.

– И? Что они хотят?

– Требуют немедленно освободить госпожу Джоанну.

Я с тревогой смотрела на монсеньора, ожидая вспышки гнева. Сейчас начнётся… Нет, за себя я не боялась, в подвал – так в подвал, но вот девчонки. Они же дети! Они могут испугаться. А Колокольчик? Он вообще если разозлится, камня на камне не оставит в этих их подземельях! Я вспомнила голубые цветы, с трудом пробивающиеся из-под плотной, утоптанной земли камеры, ярко-голубыми шапочками расталкивая сырую, грязную солому…

Твёрдо решив не давать своих в обиду, сжала кулаки, но так, чтобы этого никто не заметил. Ролан весь насупился: глаза блестят, рот скривился. И вдруг…

Смех. Громкий, взахлёб, совершенно… неприличный. Уж в высшем обществе-то точно. Мы тут, конечно, вроде как все свои, но чтобы монсеньор Ролан издавал такие звуки…

Мужчина так хохотал, что вынужден был поставить на землю свою ношу, то бишь меня.

Мы с гвардейцем тревожно переглянулись, в порядке ли монсеньор? Может, предложить ему успокоительного? Возможно, это такая… парадоксальная реакция на ушиб головы. Надо всё же осмотреть его висок внимательней.

Внезапно смех смолк.

– Генри, – приказал Ролан. – Юных бунтовщиц и то, что некогда было боевым грифоном…

Он посмотрел на меня, явно ожидая реакции. Я молчала, сжав губы и вонзив ногти в ладони. Потому что всё зависело от того, какое решение он примет. В данной ситуации я действительно беззащитна. Ролан есть волеизъявление его величества, у него все полномочия, и пока я докричусь до Альфреда, этот монстр сгноит нас всех четверых в мрачных, сырых подземельях форта! Мне-то что, ещё раз повторюсь, но дети! И мой бедный, мой любимый, мой замечательный, мой самый лучший грифон на свете! Колокольчик мой…

Если что, улетим. А что? Короб на Колокольчике – будет, чем не только продумать пути отступления, но и развлечь погоню. Уля и Ришка обе здесь, а это главное!

– Вы так напряглись.