Заставила себя проснуться. Хоть сиделка настаивала не спешить вставать с постели, я поняла, что не могу больше лежать пластом. Хотелось на простор, подставить лицо ветру, подышать воздухом, насыщенным осенними луговыми цветами. Погода располагала: сегодня выглянуло солнце, дразня лучами, что падали в большую комнату на цветной ковёр и гобелен на стене.

Я старалась не думать о том, что произошло четыре ночи назад, и озадачиваться тем, на что себя обрекла. Только на сердце было как-то тяжело. Но ничего, пройдёт, нужно только время.

— Милая, как ты? — Флоретта появилась в дверях неожиданно.

Какова же была моя радость видеть её здоровой и весёлой. Сестра прошла к постели и села в кресло напротив. Она изменилась: появилась округлость в тех местах, что делали её женственнее, на щеках заиграл здоровый румянец, глаза сияли, от неё пахло чем-то сладким и вкусным, кажется, молоком. У Флоретты были светлые русые волосы и зелёные глаза, как у отца, более мягкие, чем у меня, черты лица, а материнство и вовсе добавило ей плавности и грации.

— Мне сказали, что ты не встаёшь совсем, не пускали к тебе, — сестра взяла мою руку, её пальцы были тёплыми и мягкими.

— Всё в порядке, — улыбнулась я, понимая, что сделала правильно. Что бы было с Флореттой, если бы всё закончилось трагедией? Лёд сковал сердце от одной только мысли об этом. — Просто немного приболела, но сейчас всё хорошо.

Сестра подалась вперёд и обняла меня за плечи.

— Я пришла не одна, — заговорщически шепнула она мне на ухо и, повернувшись, позвала служанку.

Я уставилась на дверь. В комнату вошла женщина с ребёнком на руках. Сердце забилось быстро и горячо от волнения. Флоретта, шурша платьем, поднялась и забрала малыша, вернулась ко мне, протянув маленького тихоню и осторожно вложив в мои руки тёплый свёрток. Малыш спал, чуть посапывая. Плотно сжатые крохотные губки и золотистые ресницы заставили умилиться. Он действительно похож на Флоретту. И я вдруг осознала, что моя жертва — это то, что я должна была сделать для своей семьи. Что ж, маленький, будь счастлив.

— Поправляйся, Инэй. Скоро приедет Регнер, и вместе съездим на побережье.

В какой-то момент сиделка прервала нас, сказав, что мне нужен отдых. Флоретта, пожелав скорейшего выздоровления, ушла, а я положила голову на подушку и уснула с улыбкой на губах.

Поутру Абели, моя служанка, принесла мне завтрак и помогла одеться. Сама я пока не справлялась: руки и ноги ещё плохо слушались, я даже не могла держать их долго поднятыми, поэтому приходилось прятать трясущиеся пальцы от глаз своей сиделки и папы.

Платье было повседневным, из синей, под цвет моих глаз, парчи. На этот раз Абели не сильно затянула шнуровку корсажа, расправив у локтей широкие рукава с белыми кружевными подкладками. Служанка заплела мои волосы, уложив в несложную причёску, но даже от таких художеств на своей голове я уже отвыкла. Поэтому острые шпильки неприятно тянули волосы. Что ж, пора привыкать заново.

Я с опаской посмотрела в зеркало, боясь увидеть себя «новую», но зря волновалась. Я нисколько внешне не изменилась, что меня и удивило, и одновременно порадовало, ведь я знала, что ведьмы другие, непохожие на обычных людей. Я поворачивала лицо, разглядывая. Немного исхудала от недуга, но это поправимо. Синие глаза вполне себе были живыми и даже блестели. Кожа немного побледнела, но оставалась такой же гладкой и свежей, как раньше. Прямой небольшой нос с узкими крыльями, разлёт тёмно-золотистых бровей, веера длинных ресниц и небольшие полные губы. Мне говорили, что я красивая, но подобные комплименты всегда смущали. Наверное, себя я таковой не считала, Флоретта была куда изысканнее меня, мои узкие плечи меня не устраивали, и эти щёчки всё портили. Рядом с Флореттой, изящным лебедем, я была неказистым утёнком.