– Как так? – Борис в задумчивости сощурил глаза, как бы мысленно уже прикидывая, чем может помочь клиентке. – Вы договорились на каких-то условиях? Вероятно, он предложил вам что-то.

– В том-то и дело, что нет. Сам он живет в Москве, в одной из своих многочисленных квартир, с любовницей, с молодой, конечно, любовницей, но после того, как я освобожу дом, переедет, я полагаю, сюда. Ах да, я же еще не сказала. Виктор поставил мне условие, чтобы я до конца января покинула дом. Причем его абсолютно не волнует, где, как и на какие средства я буду жить. Он сказал, что я бездельница, что просто трутень и что я не имею права жить и дальше так, как жила. Что мне надо работать и все такое…

И она заплакала. Да так горько! Женя засуетилась в поисках салфеток, нашла, протянула ей коробку.

– То есть ваш муж решил, что оставит вас на улице и без средств к существованию, я правильно понял?

– Да. – Эмма промокнула глаза и высморкалась.

– Откуда вдруг такое отношение к вам?

– Я не изменяла, если вы об этом. Не пью. Никаких особых грехов за мной не водится. Но нигде не работала уже давно. Это правда. Но я всегда была ему хорошей женой. Думаю, все дело в том, что я не могу иметь детей, а ему нужны наследники.

– Он бил вас? – спросил Борис, и Женя удивилась такому прямому и неожиданному вопросу.

– Как вы догадались?

– Просто спросил.

– Было пару раз. Причем беспричинно. То есть ссора на пустом месте. Ни о чем. Я давно уже стала раздражать его. Я мешаю ему, понимаете?

– Какой у вас ко мне вопрос? Развод и раздел имущества?

– Нет.

Даже Петр, сняв с огня кастрюлю, развернулся к Эмме и теперь смотрел на нее с недоумением:

– Не развод? Не раздел имущества?

Соня же в этот момент посмотрела на Женю почему-то виновато, словно заранее извиняясь за то, что сейчас может прозвучать.

Эмма собралась и продолжила:

– Дело в том, что примерно две недели тому назад, а если быть точной, то девятого января, я, проживая в доме совершенно одна, была страшно напугана, когда обнаружила на кухне следы пребывания другого человека. Не буду вдаваться в подробности и пересказывать все свои страхи, особенно страх сойти с ума, поскольку первое время я думала, что все это, ну, съеденная ветчина, выпитый кофе, мокрое полотенце, – просто игра моего воображения или галлюцинации…

Петр, прикрыв кастрюльку крышкой, присел рядом с Соней за стол – заслушался. Как и Женя, конечно. Вот так история!

– Понимаю, как странно все это звучит, да и вы, вероятно, не дослушав мой рассказ, подумаете, что я не в себе. Да, безусловно, я не в себе. И мне очень плохо и тяжело. Через несколько дней я покину, конечно, дом и уеду к маме в Хвалынск, это на Волге. Я продала все, что можно было, шубы, там, и еще кое-что, собрала денег, чтобы купить, вы не поверите (!) коров и коз… Нет, это будет не настоящая ферма, конечно, а просто несколько коров, коз (у мамы есть где их держать), и мы с ней будем продавать молоко, творог… Гм… Извините, сейчас соберусь с мыслями и вернусь к лестнице…

– Лестнице? – переспросила Женя.

– Да. Однажды я обнаружила за окном лежащую на земле, под снегом, лестницу. И поняла, что она оказалась там не случайно, что кто-то принес ее для того, чтобы залезть в дом через окно второго этажа. Конечно, я еще тогда, девятого января, осмотрела весь дом, окна, но, признаюсь, на втором этаже я смотрела не так внимательно… Словом, в моем доме поселился некто. Первой моей мыслью было, что это Виктор кого-то подослал с целью убить меня. Да-да. А что я еще могла подумать, когда все как бы к этому и шло? Я же мешала им! Ну и что, что он грозился убить меня, если я не уеду и начну действовать, обращусь, например, к адвокату, который поможет мне отстоять свои права… Я же понимала, что он сам на это не способен, я имею в виду, своими руками, там, удушить меня или зарезать…