Сотников углубился в поселок, где шла своя жизнь. Люди слонялись по делу или без дела, торговали, сидели на ступенях домов, общались между собой. На русского военного смотрели искоса – обычно по одному вояки не ходят. Кто-то поприветствовал его – мол, дружба и братство между народами.

Через десять минут он добрался до недостроенного дома, где у него был тайник. Там облачился в местные одежды, так что теперь вполне мог сойти за своего, учитывая отличное владение арабским языком. Теперь на конспиративную квартиру. Если его партнеры не соврали, они эвакуируют его.

В их добрых намерениях он не заблуждался – они истинные бизнесмены, делают только то, что им выгодно. Он надеялся, что им пока что предпочтительно возиться с ним. Ну а потом он станет родным и незаменимым, и от него просто так не избавишься.

Нужно было спешить. По идее, сейчас военные и полиция будут перекрывать дороги. Но Сотникову ехать никуда не надо. До конспиративного помещения десять минут пешком…

Вскоре беглый подполковник постучал в дверь частного одноэтажного дома. И сказал возникшему на пороге пожилому тощему арабу:

– Мир правоверным, да осенит солнце этот дом.

– Мир тебе, скиталец, – ответил хозяин дома, приветствуя гостя низким поклоном.

Настроение у меня было не то чтобы упадочное, но достаточно мерзкое. Не шла из головы последняя операция. Из всей группы мне одному известна ее суть, а также то, что те трое, которых мы до кучи взорвали вместе с моджахедами – это наши союзники.

Мы, конечно, машины для уничтожения противника. Но в глубине души совесть же живет. Конечно, в нашей работе она кажется архитектурным излишеством – типа для красоты. На войне приходится жертвовать людьми, в том числе и своими. А в борьбе спецслужб вообще мораль является ругательным словом – вся эта работа зиждется на крови и обмане. И это оправданно – ведь те неблаговидные поступки, которые нам приходится совершать, являются воплощением железной целесообразности. Подставляешь одного человека, жертвуешь им – и спасаешь сотни. Главное, арифметика. Да, наш Бог – боевой приказ. Но совесть – это то, что отличает человека от компьютера. Даже закоренелые преступники ищут себе оправдания. А солдат без совести – просто профессиональный убийца.

Вот эта самая совесть и колола меня. Потому что жертвовать своими, сдавать их врагу – это самое распоследнее дело. В какой-то мере извиняет нас то, что если возникнет такая необходимость – то точно так же могут пожертвовать и нами. Но для этого нужна будет очень веская причина. Такая, из-за которой я и сам бы оправдал сей шаг.

Ну и еще ложка дегтя. Задание мы выполнили, предатель был вычислен, отработали нормально. А вот коллеги ударили в грязь лицом. Иуда ушел, да еще с шумом, фейерверком. Не афишируя суть произошедшего, особисты теперь рыли носом землю, пытаясь выяснить, как же так получилось и нет ли у беглого подполковника сообщников. В общем, сплошной трэш, угар и позор. Одно утешает – теперь некому будет сливать противнику информацию. От мыслей о том, сколько вреда мог натворить крот в наших рядах, мне становилось дурно. И в очередной раз я мысленно благодарил Бога и начальство, что работаем мы по своему плану, вне зависимости от разведывательной службы группировки. Ибо кто мы по документам? Правильно – прикомандированная техническая группа непонятного назначения.

Мы занимали два белоснежных жилых модуля на самом отшибе базы. Внутри было достаточно комфортабельно – три кровати, пластмассовая мебель, даже кондиционер. Условия на уровне мировых стандартов. В одном модуле жили я, Князь и Рад. Наши чеченцы занимали другой. Они сильно сдружились в последнее время, после того как чуть не перегрызли друг другу горло. Нет, спорили они и теперь – порой до хрипоты, поскольку долго находились по разные стороны баррикад. У Утеса, человека советского воспитания, и исламиста Бека взгляды на мир, мягко говоря, сильно не совпадали. Но зато были общие враги. Так что теперь в полемическом задоре за ножи они уже не хватались, как раньше.