— Рисовать? — переспрашиваю, чтобы убедиться, что правильно поняла его предложение. — Но у меня талант в живописи настолько же грандиозный, как у коровы — в балете.

Викинг смеётся и вкладывает в руку тонкий маркер.

— Я никому не расскажу и не покажу, так что рисуйте.

Его тон не терпит возражений, и я вдруг понимаю, что послушаться его сейчас — самое верное, что сделаю за последнее время.

— Только, если вдруг ослепнете от дивной красоты моего шедевра, я не виновата.

— У меня крепкие нервы, справлюсь. Рисуйте.

— В общем, я предупредила.

Мне не нужно долго думать, чей портрет нарисовать. Вкладываю в рисунок всю свою обиду, разочарование, хотя нарисованная загогулина мало походит на моего мужа. Но наплевать, потому что образ Саши всегда перед глазами, от него не деться никуда.

— Всё, что из этого... кхм... портрета можно понять, так это пол прототипа, и то… с натяжкой. Вроде бы мужчина. Я угадал?

Я смеюсь, а Викинг хмыкает, открепляет лист с рисунком и вешает на свободный кусок стены. Всё-таки красота у меня получилась, не иначе.

Когда все приготовления к расстрелу закончены, Викинг обходит меня сзади, становится совсем близко, а я задерживаю дыхание, потому что сама не могу понять, как к этому относиться. Прогнать? Попросить, чтобы был ещё ближе? Убежать, гордо хлопнув дверью?

Он помогает мне взять в руки правильно ружьё, молчит, лишь тихо дышит, а меня так и подмывает начать болтать о всякой ерунде. Это нервное, наверное, потому сдерживаю себя. Да и пострелять очень хочется, выплеснуть накопленный негатив. И новому научиться.

— Вот так, правильно, — говорит тихо, почти шепчет. — А теперь представьте на месте закорючки обидчика, прицельтесь и вперёд. Плечо не напрягайте, да, правильно. Пусть ружьё станет продолжением руки, почувствуйте его, словно оно часть вашего организма. Оружие не терпит напряжения.

— Такие глубокие познание в стрелковом деле.

Смотрю сквозь оптический прицел, только всё равно почти ничего не вижу — присутствие Викинга в такой близости отвлекает.

— У меня много талантов, стрельба в том числе.

— Спортсмен, охотник или киллер?

— Всего понемногу, — хмыкает, но руки не убирает и сам не отходит. Так и стоит, касаясь своим телом, а горячая кожа его ладоней обжигает мою.

Всё-таки удаётся сфокусироваться на мишени, и я уже готова стрелять, а Викинг даёт последние наставления.

Отошёл бы ты подальше, тогда бы до меня лучше доходило.

Когда, следуя советам, нажимаю на курок, раздаётся хлопок, и возле “головы” моего нарисованного мужа появляется дырочка. Ух ты!

— Ещё хочу!

Сама себе напоминаю маленькую девочку в парке — адреналин так и плещет, и хочется продолжать и продолжать. Здорово-то как!

— Вперёд. — В голосе слышится улыбка, а я расслабляюсь и выпускаю ещё одну пулю.

— Отлично, уже намного лучше, — замечает мой учитель, когда новое отверстие появляется в районе «плеча». — Ещё?

— Да!

— Молодец, моя школа.

Он шутит, но на самом деле именно он смог научить стрелять. И пусть я ещё тот снайпер, но стресс снять такие забавы помогают отменно.

Когда заканчиваю расстреливать бумажку, в “теле” моего мужа зияют десять дырочек, одна даже в районе сердца, а мне хочется прыгать до потолка, потому что невероятную лёгкость ощущаю, точно меня гелием накачали.

— По мне так отлично, — замечает Викинг, разглядывая плоды моих трудов. — Не знаю, кто этот гражданин, но ему следовало бы напрячься, стрелять-то вы уж умеете.

Я представила, как расстреливаю мужа из дробовика, и так смешно становится. Нет уж, пусть живёт, не стоит он того, чтобы из-за него свою жизнь портить. Да и никто, в сущности, не стоит.