Я думал, что хозяин тележки так и встретит нас с кроличьей тушкой в зубах, словно невоспитанный дикарь, чьи племена живут в Гиремейских горах. Но он все-таки счел наш визит уважительным поводом, чтобы отложить недоеденный завтрак. После чего встал и поприветствовал нас подобающим образом.

– Примите мое глубочайшее почтение, уважаемый гранд-канцлер Гилберт, сир! Встретить вас здесь в это прекрасное утро – огромная честь для бедного странствующего монаха!

– Ты знаешь, кто я такой? – удивился отец. Он счел ниже своего достоинства тратить время на ответное приветствие какому-то полуголому бродяге. И все же, памятуя, что перед ним и впрямь может быть кригариец, он разговаривал с ним куда вежливее, чем с обычными захожими или заезжими незнакомцами.

– Не имел радости видеть вас раньше, сир, но мне знаком ваш герб, – пояснил странник. – Да и ваша стража выглядит очень серьезно. Такую отличную стражу в Дорхейвене престало иметь лишь одному гранд-канцлеру и никому больше.

– Ты назвался монахом, – заметил Шон Гилберт-старший. – Но ты не похож на слугу Громовержца. Правильно ли я понимаю, что ты служишь не ему, а древним богам? Или, точнее, одной древней богине?

– Если вы имеете в виду Кригарию, сир, то я и мои братья давно служим не ей, а людям, – не попался в эту простенькую курсорскую уловку монах. – Возможно, это неправильно, что мы все еще называем себя монахами. Но я вам обещаю: мы прекратим это делать сразу, как только люди придумают нам другое, более верное название. Но пока они именуют нас так, а не иначе, мы не смеем противиться их желанию.

– Это ваше право, – отмахнулся отец, которого и в самом деле не волновали подобные тонкости. – А как люди называют тебя самого?

– Прошу прощения, сир, меня так взволновала наша встреча, что я совершенно забыл представиться… – Несмотря на грубый внешний вид этого типа, язык у него был подвешен куда лучше, чем у кузнеца или пахаря. – Меня зовут Баррелий. Баррелий ван Бьер. Еще иногда меня кличут…

– …Пивной Бочонок! – вырвалось у меня. После чего мне вновь захотелось отшлепать себя по губам, потому что уж лучше бы это сделал я, чем отец. Правда, он ограничился сейчас лишь осуждающим взором, но я не сомневался: эта моя оплошность тоже будет занесена в список моих сегодняшних проступков. Короче говоря, вечерок у меня намечался веселенький и в ближайшую ночь спать мне вряд ли придется.

– Все верно, юный сир: Пивной Бочонок! – закивал Баррелий ван Бьер. – Я гляжу, гранд-канцлер, вашему сыну тоже доводилось обо мне слышать. Хотя, говоря начистоту, вряд ли эти досужие выдумки бардов идут детям впрок и чему-то их учат.

Конечно, это из-за моей невоздержанности на язык кригариец догадался о том, что я – отпрыск гранд-канцлера, а не его паж или писарь, которые не дерзнули бы подать голос без разрешения. Но в тот момент я был настолько поражен, что Пивной Бочонок знает о том, что я – Шон Гилберт-младший, – что у меня закружилась голова, и я едва не вывалился из седла. Но все-таки, к чести своей, не вывалился и не заставил отца лишний раз за меня краснеть.

– Мой сын Шон и правда знает о кригарийцах гораздо больше меня, – признался отец. – Собирает гуляющие по Дорхейвену всякие байки и легенды. Но, что еще хуже – начинает потом безоговорочно верить во все эти россказни… Впрочем, я приехал сюда, чтобы поговорить не о них, а о слухах, дошедших до меня этим утром. И они напрямую касаются тебя, кригариец. Это правда, что совсем недавно здесь произошла резня, в которой ты принимал участие?