– Получается, он хороший человек, но плохой отец, Каталина, верно? – многозначительно выдаёт Гай, словно издеваясь надо мной ещё больше. – Он предпочёл отказаться от такой жертвы, хотя она действительно подарила бы тебе безопасность. Гелдофы – очень могущественная семья, поэтому мы с ними не тягаемся.
В глазах у меня снова собираются слёзы. Жалкие напоминания о том, как я уязвима, глупа и слаба. И потеряна. Мне сложно оставаться в здравом уме при подобных обстоятельствах, поэтому слёзы будто выступают защитной реакцией. И у меня от этого трещит голова.
Гай, увидев моё состояние, отворачивается, а потом говорит:
– Пожалуйста, только не плачь передо мной.
Я вижу, как Нейт тычет локтем в ребро Зайда, на что-то намекая. Тот закатывает глаза, и вместе они, встав и что-то пробубнив нам, исчезают из комнаты, намереваясь, видимо, дать нам поговорить.
Я встаю и подхожу к Гаю, хотя всё ещё побаиваюсь физического контакта с ним, который может последовать за этим.
– Почему? – Я шмыгаю носом и дрожащими руками вытираю слёзы. – Почему это мне не плакать перед тобой? Ты, наверное, привык к такому, да? Видеть беспомощных людей, которых собрался уничтожить.
– Я не собираюсь тебя уничтожать, – отвечает он, не глядя на меня. – Напротив.
Мне кажется, он хочет ещё что-то добавить, но нарочно себя останавливает. И тогда я преодолеваю свою боязнь и хватаю его за руку, вызвав у него сильное удивление, при котором Гай неосознанно всё-таки поворачивает голову в мою сторону и в растерянности смотрит на свою руку, которую я сжимаю ладонью. У него всегда холодная кожа, будто он весь состоит изо льда. И в какой-то степени это имеет смысл.
Ледяное тело для ледяного сердца.
– Скажи это нормальной жизни, которую ты отнял у меня. Её ты уже уничтожил.
– Веришь ли ты в это сама?
Он не собирается меня слушать.
Я хочу выпустить его руку, чтобы бросить попытки говорить с ним, но он ловко перехватывает мою, а потом прикладывает её к своей груди. Настойчиво и уверенно, будто хочет мне что-то доказать. Я ощущаю под ладонью его крепкие мышцы.
– Мне всегда казалось, что у меня нет сердца, но то, что происходит с ним, когда я вижу тебя в слезах, говорит об обратном. Ты ведь слышишь его, верно?
Стук у него в груди быстрый и сильный, словно он очень напуган или возбуждён.
– Ты сказал мне, что у тебя нет сердца, – хриплым голосом отзываюсь я, напоминая ему о его же словах, брошенных мне в последний раз.
– Оно было мёртвым всю мою жизнь, и только тебе удаётся его оживлять.
Гай выпускает мою руку. Он тяжело дышит, снова старается отвернуться от меня, потому что с моих глаз по щекам уже потекли слёзы, которые он так не хочет видеть.
– Расскажи мне, – умоляю я. – Расскажи мне всё о моей семье. Что я ещё должна знать? Почему папа… сделал то, что сделал? Прошу, Гай, иначе я этого больше не вынесу.
Он даёт краткий сухой ответ:
– Я расскажу, когда придёт время.
А чего же ты ещё ожидала, Лина?
Я опускаю руки, голову, ухожу обратно в свой уголок, думая о том, какой же радостью для меня сейчас выступило бы то, что я всегда принимала как должное: морской воздух Сиэтла, аромат кофе из кофейни, запах мокрого асфальта после дождя, даже выхлопные газы, выбрасываемые машинами.
Надолго ли они планируют моё заточение? Как подобные дела вообще решаются? Смогут ли их решить и какой ценой?
Мне не хочется об этом думать, но разум отказывает в просьбах утихомириться каждый раз.
– Я хочу принять душ, – сообщаю я. – Хоть это мне можно сделать?
Гай кивает, будто считает, что я и впрямь спрашиваю его разрешения.