– Да. Прямо сегодня заступать можно? Во-первых, сторожка пустовать не будет, во-вторых, обживусь, пока обязанностями не закабален.

Пальцы Елены изящно нырнули в карман пиджака, а вылезли оттуда уже со связкой ключей. Всего их было четыре.

– От сторожки, от больших ворот, от малых ворот, от сарая, – она показала мне все четыре ключа и прокомментировала их назначение.

– От сарая?

– Конечно! Там лежит инвентарь: грабли, метла, лопата, еще что-то. Осенью убирать листья, зимой расчищать снег. Еще там есть кисточки и банки с краской – красить ворота раз в год. У сторожа кладбища много обязанностей.

Что угодно, что угодно, лишь бы получить эту работу. Я готов бегать по всему кладбищу и ловить руками листья, падающие с деревьев, лишь бы ночевать в тепле.

Нужно что-то ответить, но я чувствую, что все слова превратятся в сдавленный пластилин из звуков, поэтому поднимаюсь из кресла, вспоминая про свои мятые джинсы, говорю:

– Спасибо за доверие. Могу оформляться?

– Да, – Елена Сергеевна кивает. – Кабинет рядом. Документы с собой?

– Конечно.

Документы я всегда ношу с собой. Не оставлять же их в палатке посреди леса, на которую может набрести кто угодно.

И, кстати, мне еще нужно смотаться в лес, забрать из палатки свои хилые пожитки (вместе с самой палаткой, разумеется), затем окольными путями добраться до кладбища.

Елена Сергеевна не могла знать, что своим решением принять меня на работу, она запустила маховик судеб, не зависящий от нее, но в центре которого буду я.

02

Когда ты несколько месяцев ночуешь в лесу, в дырявой палатке, а вместо матраца под тобой хвойные ветки, то любая человеческая постель будет казаться периной, на которой достойны спать сами ангелы.

Диван в сторожке ангельской периной не был, но даже с него мне не хотелось вставать: казалось, подо мной образовалась гравитационная аномалия, которая притягивает меня к этому дивану.

Смотрю на время в телефоне. Ого, второй час дня. Подъем!

Сажусь на диване, тру заспанную морду, жду, пока буксующее сознание догонит ускользающую реальность. Сладко потягиваюсь, натягиваю штаны и принимаюсь осматривать свои новые владения.

Я добрался до сторожки ближе к вечеру, ведь нужно было вернуться в лес и запаковать свои вещи. Так, со скомканной палаткой и обшарпанной сумкой на плече я предстал перед воротами Жаровихинского кладбища, моим новым домом. Рухнул на диван почти сразу, оставив осмотр нового места жительства на завтра, только с Еленой Сергеевной созвонился и отчитался, что на месте.

Итак, сторожка представляла из себя небольшой кирпичный дом, разделенный на большую комнату, где я ночевал, маленькую комнату, крошечный санузел, кухню и прихожую. Даже по меркам среднестатистического жителя России это вполне себе неплохо. Для меня одного же это были почти хоромы.

Чувствовалось, что сторожка обживалась долго и с любовью: старенький шкаф, скрипящий стол, три сносных стула из разных эпох, полысевшие ковры на полу и стене… Казалось, все это помнит руки, еще поднимавшие кумачовое знамя за Брежнева.

На кухне обнаруживается мятое жестяное ведро, наполненное картошкой. Нахожу в ободранном стенном шкафу кастрюльку, достаю несколько картофелин, и начинаю их чистить, предвкушая праздник живота. Кажется, нож в моих руках затачивали разве что трением об воздух. Возвращаюсь за своим ножом, прихваченных из дома.

Последний раз я ел картошку месяц назад, когда украл ее из чьего-то сарая. Тогда я часто делал вылазки из леса, промышляя воровством. Лес, в котором стояла моя палатка, давно был зачищен от грибов, которые я жарил и ел, молясь, чтобы они не были ядовитыми.