Он странствовал по местности, пейзаж которой напоминал мой район в Нубри. Моя деревня расположена у подножья горы Манаслу, восьмой по высоте вершины мира. Меня передергивало от отвращения при мысли о поедании рыбьих кишок, как это делал Тилопа, но, хотя Миларепа позеленел от крапивной диеты, я все равно хотел быть как он – спать под звездами и чувствовать себя как дома в дикой природе. Мила, как его ласково называют, за одну жизнь сменил столько ипостасей, так что его путь – это переплетение сострадания и насилия, излишка и нищеты, мучений и прощения. Ничто в моем понимании или в приключениях не могло сравниться с тем, через что довелось пройти и чего удалось достичь Миларепе, но все же история его жизни, то, что мы знаем о ней, расширяло для меня поле возможностей.

Будучи ребенком, Мила пережил невзгоды, которых я никогда не знал. Его отец был успешным торговцем шерстью, но умер, когда Миларепа и его младшая сестра были еще детьми. В этот момент их дядя и тетя, воспользовавшись беспомощностью вдовы, захватили семейные земли и превратили законных хозяев в подневольных работников. Миле приходилось вставать на четвереньки, и его тетя восседала на нем, как императрица Китая. В том же самом положении он служил подставкой для своего дяди, когда тот садился на лошадь. Мать Милы видела все эти унижения и, когда сын подрос, настояла на том, чтобы он обучился черной магии у местного колдуна. Год спустя во время свадебного празднества, на котором присутствовали и их жестокие родственники, Мила вызвал бурю с градом и обрушил дом, погубив под его руинами тридцать пять гостей.

К этому моменту Миларепа уже родился в богатой семье, переродился слугой и заново родился ради мести. Уничтожение врагов привело его мать в ликование, и она гордо шествовала по деревне, провозглашая свою победу. Но Мила не участвовал в ее праздновании. Вскоре он покинул дом, снова переродившись для жизни духовного искателя, решительно намеренного искупить вину за причинение другим такого страдания.

Будучи детьми, мы учились у Миларепы тому, что счастье не зависит от обстоятельств. Его умение быть безгранично довольным в ледяную стужу, без еды и одежды превращало его в богоподобное существо. Но все же он был человеком, и это делало его пример достижимым, пусть даже высота его остается недосягаемой. Смерть и жизнь – это часть истории каждого из нас. Нас всех меняют любовь и утраты, отношения, работа, доброта и трагедии. Но мы боимся перемен, потому что, когда отождествляем себя с определенным шаблоном поведения, отказ от него для нас равнозначен смерти. Часто неясный страх отдаленного физического конца наших тел смешивается с более близким, повседневным, более тягостным, пусть и не осознаваемым, страхом распада «я». На каком-то уровне мы знаем, что ярлыки, из которых строится наша идентичность, – нереальны. И мы страшимся, возможно, даже сильнее, чем самой физической смерти, что они могут отпасть, выставляя нас в таком виде, на который мы сами бы и не отважились. Очень многое в страхе физической смерти – это страх смерти эго, смерти масок. Но если мы знаем, что есть бо́льшая реальность, и живем в ней, то будем уже не так бояться своей сути.

Когда Миларепа отправился на поиски помощи, он не знал, куда идти. Но у него было то, что мы могли бы назвать верой, уверенностью в своей способности найти путь. Она не может окрепнуть без принятия неопределенности – урок, к которому я только приступил. Когда я впервые приехал в Шераб Линг, то был одним из многих монахов-новичков, которые обожали Миларепу и хотели чествовать его жизнь и линию, но не знали, как это лучше сделать. Как я написал в письме, которое оставил для учеников: