Как там сказал Игорь Викторович?

"Они не любят никого, кроме себя", – отчасти это соответствовало реальности.

В данное уравнение всегда гармонично вписывался лишь один знаменатель. Вознесенский.

Интересно, как другие реагируют на то, что он до сих пор отходит после аварии? Заботятся ли о нем друзья? Маша? Признаться, я даже ни разу не видела, чтобы она проявляла хоть какую-то долю внимания, кроме типичной девичьей прилипчивости. Так и хотелось обозвать ее горькой жвачкой. С перцем. Вроде и гадость, но выплевывать жалко.

Покинув стены гимназии, я тут же принялась гнать из головы лишние мысли. Нужно было думать об учебе, и уж точно не о мажорах и их странных предпочтениях. Как раз в этот момент я заметила спешащего в сторону остановки Рому. Он избегал меня с того дня, как мы разминулись в коридоре. Все-таки Глеб успел насолить не только мне.

– Привет, Ром! – поравнявшись с парнем, постаралась открыто улыбнуться.

Далось мне это не так просто. Привычка прятать улыбку до сих пор окончательно не ушла. Но Рома видеть я и правда была рада.

– Угу, – мазнув по мне мрачным взглядом, буркнул он, но не сбавил шаг. – Здравствуй. И я с тобой не разговариваю.

Вот это новость!

От удивления я даже приостановилась, не совсем понимая, причем здесь моя скромная персона. Чем-то обидела?

Тем, что разговаривала с Вознесенским что-ли?

– Разговариваешь, – снова догнав Селиванова, заявила твердо.

– Нет, – отрицательно качнул головой парень, теперь даже не смотря на меня.

– Вот сейчас, – настаивала я, мысленно отгоняя мысли на тему своей схожести с Мироновой.

Нет, я не прилипала! Просто не хочу терять единственного друга из-за каких-то глупостей.

Но когда я уже была готова потерять надежду и оставить Рому в покое, он остановился. Поднял голову к затянутому снежными тучами небу и звучно произнес на выдохе:

– Ладно, сдаюсь.

Я была готова прыгать от радости, попутно хлопая в ладоши! Но, разумеется, сдержалась. Мало ли, подумает, что я дурочка какая-то.

– Нам на одну остановку. Пойдем вместе?

– Хочешь выяснить все о моем вчерашнем срыве, чертовка? – и все же от Ромы не скрылась моя радость. И пусть он строил из себя ту ещё черную тучку, я прекрасно видела, что он рад моему первому шагу.

– Нет. Зачем мне это? – пожала плечами, ощущая скованность из-за зимнего пальто. Как же не люблю я быть одетой как капуста! – Хочу провести время в приятной компании. А ещё боюсь снова проспать свою остановку.

– И ни единого вопроса о Вознесенском? – кажется, Рома даже сам удивился своему вопросу.

– Да плевать мне на него. Пусть катится… лесом.

– Мое уважение, Лаврова.

Так мы и пришли к миру. Снова отсутствие лишних вопросов и ответом. Странно, и почему Роме совсем не интересно, что меня связывает с Вознесенским?

Саму-то меня, понятное дело, наше общее прошлое с Глебом довольно сильно заботило. И почему нельзя просто взять и обо всем забыть?

Впрочем, я довольно быстро забыла о Вознесенском и, в целом, странном утре, полностью увлёкшись беседой с другом. Уже же можно его таковым считать?

– А ты замечал, как она смешно косится в учебник, когда забывает, какая тема следующая? – мы сидели на остановке чуть поодаль друг от друга, и обсуждали нашу молодую учительницу по биологию. Я прятала ладони в рукавах, чтобы согреться, и улыбку — за шарфом, чтобы не показать, насколько рада вполне обычной беседе.

Надо будет рассказать всё-таки маме с бабушкой, что мне удалось завести друга!

– Серьезно? Я думал, она гений, – хохотнул парень, глядя на меня.

Так… смущающе, если честно, когда на тебя смотрят столь открыто и бесхитростно. Пусть во взгляде Селиванова и не было намеков на что-либо, но все же я отводила свой.