Соня кивнула, нажала тонкими пальчиками маленький рычажок и кресло пришло в движение – развернулось, и теперь Глеб мог созерцать только Сонин затылок. Еще он видел, как старательно Соня трет глаза. Глеб замешкался – не понимал стоит ли ему все бросить и уйти или нужно остаться и дождаться отца, мало ли, что придет в голову страшилке.
-Почему ты упала?
-Ты все еще здесь? – отозвалась она, -иди, Глеб, мне помощь больше не нужна.
Сказала стенке, ведь даже не повернулась к нему, чем начала заново натягивать его нервы.
-Ты что, пыталась сама сесть в коляску? – озарила его догадка, - только такая сумасшедшая, как ты могла додуматься до такого.
-Глеб, я живу с тетей, которая по десять часов проводит на работе. Я могу себя обслуживать.
-Ну да, я вижу.
Соня ему не ответила. Она вообще словно уснула – не двигалась и смотрела куда-то в одну точку. Глеб, конечно, не ожидал чего-то подобного и произошедшее его обескуражило, но сути дела совсем не меняло. Одной из немногих вещей, которая его волновала была Сонина теперешняя нетрудоспособность. Он лихорадочно прикидывал, насколько теперь усложниться лично его жизнь, ведь если в детстве, когда она была здоровой и активной девчонкой его без вопросов записали к ней в няньки, то теперь, когда капризная страшилка стала инвалидом, да к тому же еще более капризным, его – взрослого мужчину приставят к ней в сиделки? И если в детстве его роль компенсировалась теми мелкими пакостями, то сейчас нельзя довольствоваться даже этим. Нет, такого он конечно же допустить никак не мог.
Соня пришла в движение, ее коляска развернулась, и Глеб снова мог видеть ее лицо. Она раскраснелась, и ее глаза выглядели как рыбьи от стоящих там слез, но она успокоилась и в целом держалась браво.
-Ну чего ты тут стоишь? Придумываешь что бы еще мне сказать? Не беспокойся, Глеб, как видишь, меня не придется развлекать, водить по городу или по музеям, - тихо сказала Соня, громко сглотнув, чтобы не допустить новой волны непрошенных слез. Ей совсем не хотелось показывать Глебу свою слабость, достаточно того, что он уже увидел.
-Жду отца. Мало ли, что придет в твою пустую голову.
-Я не стану резать вены. Если ты думаешь, что твои слова могут меня задеть сильнее, чем все те, которые я слышала от других за этот год, то ты глубоко заблуждаешься.
-Даже думать не буду – мне все равно. Но рисковать не стану.
-Ты изменился, - Соня склонила голову, как будто под новым углом Глеб выглядел иначе.
-Представь себя. Семь лет прошло.
-Не в лучшую сторону! – закончила она свою мысль.
У Глеба уже на языке вертелся очередной остроумный ответ, но он отчего-то промолчал. Да, он изменился. Из мальчишки превратился в мужчину. Исчезли юношеские недостатки. После переезда он мог уделять себе массу времени и наконец, занялся спортом, от чего его мальчишеская рослая фигура преобразилась, стала более накаченной и подтянутой. Лицо оформилось, вытянулось, четкие квадратные скулы и покрывающая их легкая щетина делали его чрезмерно строгим, а пронизывающий взгляд шоколадных глаз только подчеркивал эти изменения. И та нелепая словно обгрызенная стрижка, которая напрочь скрывала каштановые волосы Глеба изменилась на современную канадку.
Он, как частый пример молодого человека, вынужденного жить в ограничении, получив долгожданную свободу, ушел в полный отрыв, и успокоился только к двадцати двум годам, когда строгий отец лишил всех денег, вынудив сына трудиться обычным клерком в небольшом офисе, где Глеб был вынужден взяться за ум и, набираясь ценного опыта, начать планировать строительство личного бизнеса. Но ему не пришлось начинать с ноля. Его покойный ныне дед, долго страдавший от тяжелой болезни, передал бразды правления семейным делом своему внуку, пошедшего по его стопам. К двадцати девяти годам он добился наконец-то того, чего так жаждал – стал полноправным хозяином своей жизни.