Никто ей не возразил, даже замершая Елена не стала останавливать. Соня максимально аккуратно и неторопливо, старательно показывая, что слова Глеба не произвели на нее никакого впечатления, объехала стол и направила коляску к выходу из столовой, а едва за ней закрылась дверь ее спальни, разревелась.

Сначала из ее горла донесся сдавленный всхлип, затем еще один и еще и, наконец, она дала волю слезам.

-Ну за что? – провыла она в пустоту комнаты. Ей было невыносимо жалко себя и бесконечно обидно от слов того, кого она так долго любила и кого считала близким человеком. С кровати на нее молчаливо смотрела веселая мордашка куклы, которую Соня берегла долгие десять лет, и которая впервые вызывала в Соне негативные эмоции.

Она стремительно подъехала к кровати, схватила куклу и уже замахнулась, чтобы бросить ее куда подальше, но по-детски пожалела игрушку. В детстве Соня верила, что ее плюшевые друзья умеют слушать, говорить и чувствовать. Она никогда не обижала свои игрушки, подсознательно вкладывая в них душу. И сейчас не смогла обидеть куклу, лишь крепко прижала ее к себе, потом бережно положила обратно на кровать, сама перебралась следом и еще долго лежала, успокаивая свое бешено-колотившееся сердце.

В тишине комнаты до Сони доносились громкие возгласы из гостиной, где, не щадя друг друга, ругалось семейство Городецких. Чаще всех Соня слышала голоса мужчин, и лишь иногда пронзительный и высокий Ольгин. Соня не разбирала слов, но абсолютно точно понимала, что причиной ругани являлась она сама, за что неустанно себя корила.

Через какое-то время, когда шум затих, к Соне зашла тетя, но к тому моменту она уже успокоилась, и Елена не в чем не заподозрила племянницу, только сообщила, что тоже устала и, что собирается пораньше лечь спать перед обратной дорогой. На все Сонины вопросы лишь отмахнулась и попросила не беспокоиться о произошедшем. Поцеловала Соню в обе щеки и в лоб, и пригрозив ей, чтобы немедленно будила в случае чего, скрылась за дверью.

Соня и сама устала. Решив последовать примеру тети, она прихватила из шкафа большое полотенце, ночнушку и халат и направилась в ванную. Единственная на первом этаже располагалась недалеко от ее спальни. Ольга заверила, что эта комната будет закреплена за Соней, так как все спальни с ванными находились на втором этаже. Нижнюю же оборудовали для Сони несколькими вспомогательными поручнями.

К слову, она быстро приспособилась к своему новому положению. После того, как к ней вернулась чувствительность в области бедер, она могла самостоятельно одеваться и раздеваться, а также посещать туалет и душ, не прибегая к унизительной помощи.

Единственное, где ей требовалась таковая – это в пересадке из коляски на специальный душевой стул. Не то чтобы она не могла этого сделать, но ей был необходим человек, который укатит и прикатит ее коляску. В этот раз этим помощником оказалась тетя Маша. Она деликатно, стараясь не смущать, произвела необходимые манипуляции и удалилась за дверь, а после, когда Соня позвала ее вновь, так же деликатно исполнила вторую часть своей роли.

Соня переоделась в легкую скромную домашнюю рубашку, накинула халат и только после этого вернулась в свою спальню. К своему удивлению, она не встретила никого из обитателей особняка, чему, кстати, была даже рада. Соня перелегла в кровать, накрылась толстым, но холодящим шелковой тканью одеялом, долго лежала с закрытыми глазами в попытках уснуть, но сон так и не наступил.

Тогда она решила воспользоваться своей привилегией – верандой, прихватила старательно сложенное ею ранее покрывало, и выехала на воздух. Проем оказался достаточно узким, Соня едва проехала, не задев стекла. На веранде стоял плетеный садовый гарнитур из диванчика и пары кресел, а также комбинированного с закаленным стеклом стола. К вечеру на улице становилось достаточно прохладно, Соня кутала голые ноги в покрывало, но все равно наслаждалась тихим летним вечером.