А потом мне приснилась какая-то женщина. Короткие рыжие волосы покрывали её голову лишь частично, а обнажённая кожа неприятно бугрилась розовыми рытвинами. Лицо женщины обезобразили шрамы, казалось, ей очень больно. Она плакала, громко кричала и звала меня: «Ну, где же ты, Вэрдиан?! Вэрдиан, помоги!»

Сон был очень ярким и живым, даже проснувшись, я долго не мог прийти в себя. И вот эта некрасивая тётенька станет моей парой?! Но она же совсем взрослая! И такая уродливая!

И вот теперь я примчался в столовую, спеша сообщить маме об этом сне.

— Она приснилась мне! Приснилась! — быстро проговорил я. — Мама, мне приснилась моя пара!

Мама аккуратно положила приборы на тарелку, отец промокнул губы салфеткой и насмешливо посмотрел на маму.

— Найтилия, я ещё понимаю, почему такие сказки интересны Мили, но зачем они Вэрдиану?

Лэрд едва заметно фыркнул, уткнувшись в тарелку, и я напрягся: ну всё, этот придурок уже придумал новое измывательство надо мной. Мили с любопытством смотрела на меня и улыбалась. Недавно у неё выпал передний зуб, и она стала немного присвистывать во время разговора, что тоже не осталось без внимания противного братца.

Мама упрямо подняла подбородок.

— Не вижу в колыбельных ничего страшного. А сон просто навеян переездом. Вчера выдался насыщенный день, — ответила она папе, и, повернувшись ко мне, ласково улыбнулась. — И кто же тебе приснился, сынок?

— Вот будет умора, если это какой-нибудь сах, — ехидно прошипел рядом Лэрд.

Я смутился.

— Ну, расскажи нам, Вэрдиан нье' Товен, о своём сне, — спокойно, чуть насмешливо попросил отец, и мама ободряюще улыбнулась мне.

Все знают эту колыбельную, виги её часто поют, когда остаются ночевать на новом месте. Считается, что в такую ночь может присниться твоё будущее — тот, с кем разделишь жизнь, с кем сможешь зачать особенных детей, которые возьмут самое лучшее от обоих родителей.

Накануне мы, наконец, переехали на станцию, которой отец руководил вот уже почти год. И всё это время для него и нас оборудовались отдельные апартаменты. До этого отец жил в обычной офицерской каюте. Конечно, мы и раньше прилетали на станцию. Мама очень скучала по отцу, да и нам с Лэрдом и Мили очень нравились эти путешествия, хотя брат никогда не признался бы в этом. Но я видел, как горели его глаза, когда строилась червоточина для перехода с орбиты материнской планеты вигов на станцию и когда мы приближались к станции, на которой служит отец.

Умение строить быстрый переход из одной точки Вселенной в другую даровано не всем вигам. И о наличии своих способностей виг узнаёт только ближе к четырнадцати-пятнадцати годам. Отец умел открывать восемь червоточин одновременно, что очень много для того, кто не учился в школе навигаторов. Мама же не обладала такими способностями совсем. Но это совсем не значит, что способностями к поиску и построению червоточин не обладали её родители, дедушки, бабушки.

Поэтому с самого раннего детства нам внушали, что виги, не обладающие способностями к построению быстрых переходов, — такие же полноценные, как и те, кто умеет открывать червоточины. Возможно, гены таких вигов дремлют, но их потомки будут наделены силой, дарованной Великой точкой начала.

И вот состоялся переезд. Наши апартаменты состояли из спальни родителей, наших, кабинета отца, просторной гостиной и столовой. Ещё имелась пара комнат, одну из которых занимал наш с Лэрдом гувернёр. Спортивного зала, кухни, картинной галереи, учебного класса в наших апартаментах не имелось. Всё это, за исключением портретов родственников, находилось на самой станции — на общем для персонала уровне. Нам с братом предстояло учиться с другими детьми нашего возраста — детьми сотрудников станции. Вэрмилия пока ещё была мала для обучения в классе, её уроки развития проходили в частном порядке, в общей гостиной семьи нье' Товен, пока мы с Лэрдом занимались с остальными.