– Поясни, что ты имеешь ввиду, – он не ожидал, но голос осип, выдавая волнение.

Василий увеличил изображение фрагмента нейронной цепи, с внедренными в неё кристаллами биополимера:

– Мы рассматривали константу Страхова-Ригсби как врага и противника, стараясь избавиться от неё. Я внедрил её в систему управления кораблем по примеру компьютерного вируса.

Повисла пауза. В ушах Артёма пульсировала кровь. Он хотел услышать конкретику.

– Какой именно функционал удалось получить в результате?

Василий окинул взглядом притихших в ожидании коллег:

– Фокус самостоятельно достраивает недостающие цепи в нейросети, его мозг, искусственный интеллект, в настоящее время функционирует сродни биологическому организму.

Присутствующие в конференц-зале учёные замерли, словно осознание произошедшего накрывало их медленно, оглушая каждую клетку мозга, раскрывая глаза, открывая горизонты.

– Это невозможно, – выдохнул кто-то.

– Невероятно, – прошептал Кромлех, распрямляясь.

Артём открыл файл подготовленной другом презентации: схемы органических процессов, структура кристаллизации, нейронные связи – все претерпевало разительные изменения. То что, группа учёных пыталась смоделировать искусственно, провидение и смелость Василия сделали легко, талантливо, до гениальности просто.

– Каковы данные биометрии? – он пытался выстроить план дальнейших действий, прежний уже, очевидно, был никуда не годен.

На вопрос отозвался директор Лаборатории. Его белёсая кожа покрылась розовой капиллярной сеткой – явный признак волнения.

– Биометрия не отзывается на прежние команды.

Артём посмотрел на Василия, перевёл взгляд на директора. Он понимал – от его решения зависит судьба проекта. Произошедший форс-мажор может стоить карьеры другу. На переносице пролегла морщинка. Серые глаза потемнели, скулы обострились.

– Нам придётся провести полную диагностику систем Фокуса, – проговорил он, наконец. – То, что удалось добиться Василию, безусловно, прорыв в области генной инженерии и биопрограммирования, но может оказаться, что объект Фокус полностью неподконтролен нам. Это означает, что, – он пристально посмотрел на Кромлеха, – нам придётся начинать всё с начала.

Когда они вышли из аудитории 7Б, часы на креонике показывали восемнадцать тридцать. Ульяна не ела с шести утра. Да и в шесть утра яичница, приготовленная мамой, не лезла в горло от волнения и неизвестности. От одного упоминания об ужине, желудок скрутило, а к горлу подкатил желчный комок.

– Если я хоть что-то сейчас не съем, я умру, – прошептала она, цепляя на плечо сумку и пристраивая чужую джинсовую куртку.

Наташа потянула её за рукав:

– Побежали тогда. Тебе надо переодеться, без формы не покормят.

– Что за правила такие, – вздохнула Ульяна и поторопилась за подругой. – А после ужина сходим к регистраторшам, отправим сообщение домой, да?

Им пришлось спуститься на один ярус вниз, в сектор шесть. Ответвление налево уводило к мужским каютам, направо – к женским. Туда и направилась Наташа:

– Посмотри, какой номер у тебя на креонике.

Ульяна бросила взгляд на непонятную штуковину, на которой мелькали разноцветные стрелки, значки и указатели.

– А где смотреть-то? – она беспомощно вертела в руках тёмную пластину, силясь разобраться в незнакомых символах.

Наташа глянула через плечо, пробормотала:

– Левый верхний угол, справка. Выбирай «первичные сведения», сверху должен быть номер твоего личного дела, под ним – номер каюты и пароль доступа к инфоблоку. Всё остальное уже будешь изучать там. – Она подмигнула: – Тебе предстоит весёленькая ночь.