– Договор, – отвечает он.
– Я точно не пожалею об этом, – говорю я и убираю руку.
Он сужает глаза.
– Ты… Ты, наверное, хотела сказать, что я не пожалею об этом?
– Ну да, это тоже. Но я знаю, что сама не буду жалеть, – отвечаю я, и Оуэн улыбается немного сконфуженно. – Начнем с моего первого бойфренда? Или с моего привычного ритуала после разрыва, или с чего?
Он роняет свой сценарий «Ромео и Джульетты» мне на колени.
– Ты можешь почитать за брата Джованни. Джоди меня выгонит, если я не запомню хоть что-то к концу сегодняшнего дня.
Глава 8
Ромео:И горе наше будетНам в будущем беседпредметом сладким.
Оуэн живет от меня всего в десяти минутах. В отличие от моей, его улица высажена деревьями, и, кажется, начало тропы для прогулок виднеется в квартале от того места, где я выхожу из машины. Его дом – одноэтажный, и машины перед ним нет. Лужайка коричневая, опавшие листья лежат кучами вдоль тротуара.
Я стучу в дверь, и Оуэн открывает почти мгновенно.
– Привет, – говорит он с улыбкой.
– Ух ты! – Я заглядываю через его плечо в гостиную. – Твой дом очень чистый. – Я уже и не помню, как выглядит чистый дом. Я на днях нашла на своей сумке прилипшую макаронину.
– Да? – Он пожимает плечами, но выглядит несколько польщенным. – Это потому что моя семья сейчас не дома.
Он ведет меня по коридору. На стенах совсем немного украшений – только пара фотографий в рамочках, где Оуэн и, судя по всему, его младший брат. Рядом с ними висит огромная черно-белая фотография мужчины-азиата, по-юношески красивого, в костюме в стиле семидесятых. Я останавливаюсь перед ней.
– Это твой отец? – спрашиваю я.
Оуэн оглядывается с озадаченным видом. Его взгляд находит фотографию, и губы растягиваются – он сдерживает смех.
– Моя мама мечтала бы об этом. Это Юдзиро Исихара, – говорит он. – Моя мама выросла в Киото, и когда она была подростком, он был по сути самой большой звездой в Японии. Она на нем была помешана. И до сих пор помешана, – добавляет он, – хотя он и умер тридцать лет назад.
– Черт. Твоя мама настоящая фанатка. – Я присматриваюсь к бровям и линии подбородка Юдзиро. – Впрочем, я ее понимаю.
– Отлично, – ворчит Оуэн, толкая дверь в свою комнату. – И ты туда же. – Я следую за ним, усмехаясь ему в спину.
Первое, что я замечаю в комнате Оуэна, – это киноафиши, развешенные по стенам. Но фильмы мне незнакомы – половина названий на французском, и изображения на большинстве из постеров такие сюрреалистичные, что я не могу разобрать, о чем фильмы.
– Ого, – говорю я и оборачиваюсь к Оуэну, который заметил, что я осматриваю комнату.
– Я неравнодушен к французскому кино, – говорит он небрежно.
– Да? А я и не заметила, – отвечаю я невозмутимо. – Но правда, как это увязано с Шекспиром и Юджином О’Нилом[10]?
Он ухмыляется и проводит рукой по волосам.
– Я многогранен, Меган.
Я прохожу в центр комнаты.
– Английский театр, французское кино, итальянская подружка… – Я ищу глазами фотографию Козимы на его захламленном комоде, на подозрительно чистом письменном столе и на подоконнике, где выставлены тома энциклопедии. – Она же не прервет нас звонком по FaceTime, не так ли?
– Нет, она уже пошла спать, – отвечает он нейтрально.
– Ну конечно же, – дразню я. Я подхожу к его столу и начинаю открывать ящички, в каждом из которых лежат впечатляющие стопки блокнотов.
– Прошу прощения, – слышу я за спиной. – Что именно ты делаешь с моими личными вещами?
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Оуэн прислонился к стене, скрестив руки на груди. Он отрывается от стены и пересекает комнату, чтобы закрыть ящик, за который я держусь.