Растерянная, я заглянула в холодильник, в хлебницу, в кухонные ящики, а потом мою руку направил не иначе как черт. Я потянула на себя дверцу шкафчика под мойкой.

Мои пирожки были там. Лежали в мусорном ведре среди картофельных очистков и яичной скорлупы.

Ошеломленная, я застыла в трансе: как можно надругаться над чужими трудами?

Из этого тупого оцепенения меня вывели шаги за спиной. В кухню вошла Вера Павловна и презрительно хмыкнула, заметив, куда устремлен мой взгляд.

— Почему? — все, что я смогла из себя выдавить.

Мозг отказывался принимать очевидное. Вопреки всякой логике, я цеплялась за призрачную надежду на то, что это ошибка, что мои пирожки, вкусные, пышные, приготовленные с любовью, попали в урну случайно. А если их и выкинул кто-то, то змея Семенова, а не моя свекровь.

— Они были пересолены, — ледяным тоном отрезала Андрюшина мама. — Совершенно несъедобны. Я попробовала. Подавать такое гостям — себя не уважать.

— Они были обалденные!

Я прикрыла глаза, мысленно считая до десяти.

— Что случилось? Что за крики? — заглянул в кухню супруг.

— Твоя истеричная жена обвиняет меня во лжи, — тут же зачастила свекровь. Голос ее дрожал, губы и подбородок тряслись, глаза были на мокром месте — настоящая королева драмы. — Она у тебя просто хамка невоспитанная.

С угрюмым видом Андрей перевел взгляд на меня.

— Твоя мама выкинула мои пирожки в мусорку, — я отодвинула дверцу шкафа шире, чтобы показать мужу ведро под мойкой.

— Ну… может быть… это вышло случайно? — предположил он.

— Намеренно.

С охами и ахами Вера Павловна схватилась за грудь, изображая сердечный приступ. Теперь на лице Андрюши читался упрек, мол, довела его любимую мамочку чуть ли не до больницы.

— Лида, у мамы сегодня юбилей, — зашипел он мне в ухо. — Ну можно же было потерпеть с претензиями до завтра.

— Мне обидно, — так же шепотом отозвалась я.

Стеная якобы от боли, Вера Павловна довольно следила за нашей с мужем ссорой из-под прикрытых век.

— Но не при гостях же устраивать разборки, — сокрушался Андрей. — Не на дне рождения.

— Я хочу уйти.

— Давай посидим хотя бы до десяти. А то неудобно. Что подумают родственники? Обещаю, я завтра поговорю с мамой.

Скрепя сердце я согласилась остаться еще на час и неохотно вернулась за праздничный стол, где меня встретила какая-то подозрительно радостная улыбка Маргариты Семеновой. Чего эта грудастая корова так лыбилась? Слышала нашу ссору?

С чувством будто меня предали я потянулась к стакану с соком. Вкус показался странным, но я не придала этому значения, решив, что просто разволновалась, вот восприятие и исказилось.

— Андрюша, Андрюша, помоги мне почистить телефон.

Словно сквозь пелену сна я смотрела на то, как свекровь уводит моего мужа в другую комнату.

У меня заложило уши. Голоса гостей превратились в неясный раздражающий гул, а потом и лица поплыли перед глазами.

Что со мной?

Сначала я решила, что это усталость, потом — что реакция на стресс, но голова кружилась все сильнее и сильнее, а когда я попыталась позвать на помощь, обнаружила, что язык заплетается. Я была словно пьяная.

— Ох, Лидочка перебрала.

Передо мной возникла глумливая акулья улыбка Семеновой. Я хотела встать со стула, но начала заваливаться набок.

— Ничего-ничего, сейчас умоемся холодной водой и полегчает. Артур, помоги донести ее до ванной.

Внутри своего помутившегося сознания я вопила в панике: «Уйдите! Прочь от меня! Помогите кто-нибудь!» — но губы шевелились без единого звука.

С ужасом я поняла, что восточный красавец здесь не просто так, эта гадюка притащила его на праздник с какой-то целью. С какой? Я попыталась отмахнуться от протянутых ко мне рук, но тело словно мне не принадлежало. Мышцы были мягкими и вялыми.